Зеркальный вор - читать онлайн книгу. Автор: Мартин Сэй cтр.№ 176

— Где мы находимся? — спрашивает он.

— К югу от Сан-Джироламо, перед Новым Гетто. Неподалеку от «Цербера», где вы назначили встречу на завтрашнюю ночь. Сюда нас привел ваш друг. Вы это помните?

— Мой друг?

— Да, ваш друг. Тоже доктор. Еврей, который прикидывается христианином.

Гривано кивает.

— Тристан, — говорит он.

— Если он и называл свое имя, то я его не запомнил, — говорит Обиццо.

Он прекращает заточку и большим пальцем проверяет остроту наконечника. Затем откладывает болт в сторону и наклоняется ближе к Гривано.

— Послушайте, дотторе, — говорит он, — что там с этим новым планом? Лично мне он по душе, но кажется каким-то не очень надежным. Слишком уж все просто. Что вы об этом думаете?

Гривано смотрит на него растерянно.

— Какой еще новый план? — спрашивает он.

— Значит, ваш друг еще вам не сказал. Он боится, что сбиры могли узнать о наших приготовлениях. Я о том трабакколо, которое будет ждать нас в лагуне. Он говорит, что сначала я должен, как и планировалось, доставить на трабакколо всю нашу компанию: Серену с семьей, беглую монашку, вас и его самого, то есть вашего еврейского друга-доктора. Мы изобразим все так, будто одни пассажиры поднялись на борт, а другие отправляются на берег. Переоденемся на трабакколо и снова сядем в мою лодку. Высадимся в Местре, а оттуда направимся в Тревизо, потом в Бассано-дель-Граппа, в Трент и далее через горы в Тироль.

Слушая Обиццо, Гривано разглядывает свои израненные и перевязанные руки, лежащие на столешнице. Потом опускает веки и вспоминает лицо Наркиса при их вчерашнем расставании, его полные слез глаза. Представляет себе это лицо уже мертвым, слегка выступающим над серебристой поверхностью воды: темный овал на глади лунного света. Их последний разговор в Константинополе состоялся накануне его ночной встречи с Полидоро на ипподроме, после которой он передал кожу Брагадина послу Республики и благодаря этому, никем не заподозренный, успешно внедрился в христианский мир. В тот день Гривано и Наркис пили густой сладкий кофе в скромном заведении на восточной окраине города. Изложив ему план хасеки-султан, Наркис уточнил, какие роли в этом плане отводятся им обоим. Тринадцать лет жизни Гривано стали следствием этого разговора — тринадцать лет, которые завершились вчера. Когда кофе был выпит, Наркис перевернул чашку Гривано на медное блюдо, а потом убрал ее и начал разглядывать рисунок, оставленный кофейной гущей. Бледной рукой медленно поворачивая блюдо, он говорил с чрезвычайно серьезным и глубокомысленным видом: «Любое мимолетное мгновение нашей жизни, Тарджуман-эфенди, содержит в себе и все другие мгновения. Любое наше действие, даже самое обыденное, содержит множество посланий, по которым мы можем определить волю Судьбы». Гривано смотрел на черно-коричневый круг кофейного осадка — два узких изогнутых просвета посередине, потеки темной жидкости по краям, грязное пятно на ярком металле — и изо всех сил старался не рассмеяться…

— Что вы на это скажете, дотторе? — спрашивает Обиццо.

Гривано открывает глаза, но не смотрит на собеседника.

— Хороший план, — говорит он.

— Вы так думаете? А что, если сбиры ждут в лагуне, чтобы нас перехватить? Что, если их соглядатаи на Терраферме опознают нас на большой дороге и пошлют весточку Совету десяти? Что тогда?

— Если они нас перехватят, — со вздохом произносит Гривано, — мы их убьем, как убили многих прошлой ночью. А если нас заметят на большой дороге, мы найдем обходные пути. На Терраферме есть где укрыться. На море укрыться невозможно.

Обиццо хмурит брови и снова берется за напильник.

— Для вас это новая песенка, дотторе, — говорит он. — Надеюсь, вы хорошо выучили припев.

После этого они долго сидят в молчании; слышится только звук напильника, скребущего сталь. А по кухне бледным призраком мечется служанка, поправляя желтую накидку на голове. Наконец закрепив ее булавками, девушка распахивает заднюю дверь и, не взглянув на мужчин, сбегает по ступенькам. Поднос с приготовленном ею ужином стоит на большом столе, накрытый салфеткой.

— Скоро отбой, — говорит Обиццо. — Ей надо успеть в Гетто до захода солнца, иначе проблем не оберется. И так-то не всякая из них отважится работать в христианском доме. Если тут дело только в работе, конечно.

Гривано откидывается на спинку стула. Тот прогибается, скрипит, но не разваливается. Как и сам Гривано.

— А где Тристан? — спрашивает он.

Зеркальщик напильником указывает в сторону коридора справа от него.

— У себя в мастерской, — говорит он. — То есть я думаю, что это мастерская. За толстой дверью в самом конце.

Гривано кивает. Затем, упираясь руками в сиденье стула, с усилием поднимается. Ноги держат его уже лучше, но шаг по-прежнему нетверд. Его руки перестали автоматически принимать такую позицию, будто он держит в одной из них трость, а в другой рапиру; и пальцы уже почти полностью распрямляются.

Дверь в конце коридора достаточно широка, чтобы в нее могла проехать ручная тележка. Из-за двери наружу проникает хаос резких запахов, в большинстве своем непонятного происхождения, хотя некоторые известны Гривано по алхимическим опытам, каковыми он сам занимался в Болонье: кислая вонь диссолюций и сепараций, едкая горечь, сопровождающая сублимацию и кальцинацию, ядовитая сладковатость редукций и коагуляций. Он поднимает кулак — сухожилия все еще не пришли в норму после пистолетного выстрела — и стучит по твердому черному дереву. Подождав немного, повторяет стук. Затем пробует потянуть ручку.

Дверь открывается легко, подталкиваемая с той стороны сквозняком, и он оказывается в обширном помещении. Вдоль двух стен расположены ряды окон, из которых открывается вид на церковь Сан-Джироламо, на лагуну за ней, на снежные шапки далеких Доломитовых Альп и на красное солнце, опускающееся за край мира. Пространство перед окнами занимают всевозможные инструменты и приспособления: колбы и бутыли из цветного или хрустального стекла, щипцы и ложки с длинными ручками, ступы и пестики, хитроумные комбинации из аламбиков, перегонных кубов и реторт, сложный и хрупкий многоуровневый «пеликан». На полках вдоль стен выстроились книги, лежат связки засушенных растений, расставлены склянки с порошками разного цвета, а также глиняные тигли и кожаные воздуходувные мехи вроде тех, какие он видел в мастерской Серены. В центре комнаты, между длинной отражательной печью и жаровней с ярким бездымным пламенем, установлен цилиндрический глиняный атанор традиционного типа. А за ним, на деревянном пюпитре, расположился магический талисман, изготовленный Сереной из зеркала Верцелина. Отраженная в зеркале полутемная комната поворачивается вместе с перемещениями Гривано, а еще через несколько шагов на зеркальной поверхности возникают белые кисти его рук. Гривано тревожно оглядывается.

Тристана нигде не видно. Гривано останавливается посреди комнаты.

— Тристан! — зовет он.