Стемнело. Тридцать семь голодных мужчин давно доели сваренную в корыте похлебку из крысы и обглодали косточки, а никаких новостей о пропавшем товарище так и не появилось. Миска с его порцией ужина, оставленная на всякий случай и опять же чтобы не накликать, сиротливо остывала в сторонке. Все, кто отдыхал неподалеку и кто собирал грязную посуду, складывая в корыто, чтобы завтра утром отнести к озерцу и помыть, тайком друг от друга косились на одинокую миску и опять не решались ничего сказать.
Молчал и Кангрем. Он прекрасно понимал, почему всем так не хочется заговаривать о наиболее вероятном, но таком нежелательном результате эпической битвы человека и грака. Они уже видели сегодня нечто весьма напоминающее чудо и, прикоснувшись к нему один раз, жаждали продолжения. Люди, которых жизнь затолкала в такую задницу, что иначе как чудом из нее не выбраться, отчаянно нуждались в том, чтобы их кто-то убедил: чудеса бывают, и им есть на что надеяться. Чтобы хоть одна сказка со счастливым концом, пусть и рассказанная сумасшедшим дикарем, оказалась правдой. Чтобы подтвердилось то, во что они лишь недавно, с опаской и подозрением, начали верить: что рядом с ними пусть не боги, но хотя бы герои, которым подвластно невозможное. И Витька, искренне полагавший все вышеупомянутое бредом и самообманом, не решался заговорить об этом первым. Возможно, потому, что, как бы он ни желал избавиться от навязанной ему роли полубога, он не хотел платить за это такую цену. Пусть думают что хотят, пусть обманывают себя и сочиняют какие угодно сказки, лишь бы этот ненормальный пришелец вернулся… или хотя бы остался жив.
Позади кто-то негромко окликнул его. Витька оглянулся и увидел убаса. В одной руке тот держал кружку, а другой безмолвно подзывал к себе.
— Морковка, — тихонько произнес он, когда Витька подошел, — как ты думаешь?…
Он не договорил, но и так было понятно, что старик точно, как и все, боится внезапно разувериться в чудесах. В которые еще пару месяцев назад не верил вообще.
— Я не знаю, что и думать, — честно признался Витька. — С одной стороны, мне доводилось лично знать человека, который расправился с граком врукопашную, и у этого не меньше шансов его подвиг повторить. С другой — уже столько времени прошло, а его все нет. Может, он просто заблудился в этих развалинах?
— И постеснялся позвать товарищей, чтобы узнать, куда идти?
— Надо было поискать его, пока светло, — угрюмо откликнулся Витька. — А теперь поздно метаться.
— Если бы разведчики сами вызвались, я бы разрешил. А приказать я им не мог. Так далеко углубляться в развалины слишком рискованно, чтобы от кого-то этого требовать.
— А они, наверное, ждали приказа. Или хотя бы отмены предыдущего, потому что они все люди военные и не могли просто так уйти кого-то искать, когда им приказано зачищать местность и охранять носильщиков.
Убас помолчал (причем видно было, что он не обдумывает слова, а не решается произнести уже давно готовые), затем неловко произнес:
— Утром поищем.
Вот, значит, как. Даже у этого старого прагматика, всю жизнь убежденно ратующего за суровый отбор и жесткий приоритет выживания популяции перед выживанием отдельной особи, не хватило духу просто бросить неосторожного героя на произвол судьбы.
Витька молча кивнул. Он не сомневался, что приказывать кому-либо лезть в развалины не придется, — стоит только предложить, и тут же вызовется куча добровольцев, только выбирай. Он и сам вызовется, хотя Змей наверняка опять его не возьмет…
— Ключи от машины у тебя?
— Да, а что?
Убас сунул ему в руки теплую кружку, в которой плескались жиденькие остатки крысиной похлебки.
— Сходи посмотри, как там Хаши. Если не спит, покорми ее.
— Хорошо, — неохотно согласился Витька, которому при всем сочувствии к доктору Хаши совершенно не хотелось с ней общаться, а тем более ухаживать. На время стоянки ее от греха подальше заперли в кабине, и до сих пор оттуда не доносилось ни звука — наверное, все еще спала. Хорошо бы так и оказалось. Тогда, во-первых, общаться не придется, а во-вторых, не так стыдно сознавать, что о ней забыли, как о зайке из детского стишка.
Он не спеша добрел до стоящего чуть поодаль грузовика, поставил кружку на землю у колеса и, вспрыгнув на подножку, заглянул в кабину. Хаши спала, свернувшись в комочек на сиденье, есть не просила и общаться не рвалась. Вот и хорошо.
Витька с облегчением спрыгнул на землю и неожиданно оказался лицом к лицу с Полосатиком, Консультантом и еще одним парнем, ни имени, ни прозвища которого не запомнил. Само по себе их присутствие здесь подозрительным не было — мало ли, может, отходили по нужде или тоже что-то проверяли по приказу свыше, — но больно уж тихо они подкрались.
— Чего там? — поинтересовался Полосатик, кивая на кабину.
— Да ничего. Спит, — отозвался Витька, стараясь казаться равнодушным и ничего не подозревающим, хотя на самом деле ему эта нежданная встреча очень почему-то не нравилась.
— А чего не открыл?
— А зачем? Спит, значит, есть не будет.
— А если мы попросим открыть?
— На хрен пошлю, — огрызнулся Витька, примериваясь, как половчее нырнуть за колесо в случае чего и удрать обратно к кострам. Его маневр тут же заметили. Безымянный парень шустро шагнул вперед, отрезая ему путь, а Полосатик красноречиво поднял автомат.
— А если мы очень убедительно попросим?
— Неубедительно, — покачал головой Витька, стараясь казаться спокойным, но уже понимая, что влип по самое некуда. — Во-первых, на выстрел сбежится толпа народу, и вооруженные в первых рядах. А во-вторых, вы все равно без меня открыть не сможете. А завести тем более.
— А ты говорил, что он дурак, — возгласил Консультант с таким упреком в голосе, как будто Полосатик обещал ему жениться и бросил с младенцем на руках.
— Ну, пусть он и не дурак, — покладисто согласился Полосатик, задирая ствол вверх, — но он все равно один, а нас трое.
Витька едва успел уклониться, и удар приклада не пришелся в лицо, а чуть скользнул по уху. В тот же миг стоящий с другой стороны безымянный набросил ему на шею шнурок от ботинка. Нет, все-таки дурак, кричать надо было сразу…
У него еще хватило сил увернуться от второго удара, таща за собой безымянного вместе с его шнурком, и пару раз ударить спиной о подножку в надежде от него освободиться. Третий удар все же достиг цели, и оглушенный Витька зашатался, пытаясь удержаться на краю сознания и чувствуя, как бесполезный в драке Консультант торопливо шарит по его карманам.
Когда ему дали вдохнуть и в голове немного прояснилось, он обнаружил себя стоящим на коленях, по-прежнему со шнурком на шее. Полосатик что-то говорил — кажется, обещал оставить в живых, если покажет, как открыть кабину и завести мотор… не сумели все-таки, придурки бестолковые… А рядом стоял Консультант с перекошенным от ужаса лицом. Он сдавленно что-то сипел, словно это его, а не Витьку придушили шнурком, и указывал дрожащей рукой на что-то, скрытое фигурой Полосатика.