По следам "Турецкого гамбита", или Русская "полупобеда" 1878 года - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Козлов cтр.№ 186

Констатировав стремление Англии к войне, император в письме к главнокомандующему от 6 (18) марта указал:

Это письмо Николай Николаевич получил 16 (28) марта, однако телеграмма от 5 (17) марта, на которую ссылался в письме император, выглядела скромнее. В ней говорилось следующее:

Опять эта размытость и нечеткость формулировок. Правда, в телеграмме от 6 (18) марта настрой императора все-таки усилился:

В телеграмме 7 (19) марта Александр II развил эти настроения:

Что это — долой условности Сан-Стефанского договора? Рвемся к проливам исправлять ошибки собственной нерешительности?

«Когда окажется нужным…» Да, захват проливов был «нужным» и вполне осуществимым еще в конце января — начале февраля. Сейчас же на календаре был уже март. Согласно Татищеву, решимость этих императорских телеграмм была навеяна новой запиской Обручева в отношении занятия Босфора. Известно, что Обручев был активным сторонником захвата проливов именно до подписания мирного договора. Свою первую записку на эту тему он огласил императору и военному министру очень своевременно — еще 1 (13) декабря 1877 г. Но как к ней тогда отнеслись? Как к «академической диссертации» — и это была оценка самого военного министра. Записка не легла в основу выработки твердых стратегических установок, и ее фактически похоронили — передали «в Министерство иностранных дел для соображений в свое время» ^[1334]. Когда же это «время» оказалось бездарно упущено, в том числе и по вине военного министра, то спохватились: все тот же Милютин поручил Обручеву воскресить его идеи.

Новая записка Обручева по захвату Босфора была прочитана на совещании у Александра II 18 (30) марта, так что распоряжения императорских телеграмм все же предшествовали рекомендациям генерала. Однако предложения Обручева являлись еще и реакцией на план действий по захвату Босфора, составленный главнокомандующим в ответ на требование императора, изложенное в телеграмме от 6 (18) февраля ^[1335]. В своей записке Обручев утверждал:

Сроки переброски английских войск Обручев оценил чрезмерно оптимистично. Но главный вопрос все же относился к туркам. Их надо заставить определиться: какую позицию займут они в случае англо-русского вооруженного столкновения. При этом Обручев соглашался с мнением великого князя, что из возможных вариантов, на которых может остановиться Турция, — «быть за нас, быть против нас или объявить себя нейтральной», — самым невыгодным для русской армии являлся третий, так как он порождал неопределенность и большие риски. Поэтому, утверждал Обручев, мы можем признать нейтралитет Турции «только в том случае, если она безусловно сложит свое оружие...». Конкретно, по словам Обручева, это означало, что турки должны были сдать русской армии как босфорские, так и дарданелльские укрепления, распустить свои войска и удалить боевые корабли из Черного моря ^[1337]. А это уже не «нейтралитет», это — капитуляция, только запоздалая и названная другим словом. Это то, что надо было требовать от турок в середине января, а не добиваться от них в середине марта… В такую возможность не верил и сам Обручев. Когда же он это писал, то, наверное, не раз подумал: какими же цепями мы себя сковали, поспешив с этим Сан-Стефанским договором.

Тем не менее он предлагал алгоритм действий, который продолжал оставаться под прессом этого договора, являясь затратным по времени, а потому — заранее проигрышным. Обручев рекомендовал начать не с немедленного движения войск к Босфору, совместив это с акциями дипломатического прикрытия, а с постановки ультиматумов. Сначала от турок предполагалось потребовать выдворения англичан из Мраморного моря, хотя не вызывало сомнений, что эту задачу турки и не могли, и не хотели выполнять. Затем следовало добиваться от Порты выполнения тех самых нереальных мероприятий, которые бы подтвердили ее нейтралитет. Зачем все это надо было формулировать? Только для того, чтобы услышать ответы, которые и так все прекрасно знали?