Сухово-Кобылин - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Отрошенко cтр.№ 43

— Я только этого и добивался, — радовался Максимов, узнав о разговоре Мартынова с директором.

Сухово-Кобылин желал, чтобы роль Расплюева непременно исполнял Мартынов — «слава и гордость русской сцены». О Бурдине, который уже разучивал эту роль, он и слышать не хотел, опасаясь, что тот сыграет «хама-пропойцу».

Девятого апреля 1856 года Александр Васильевич приехал в Петербург и явился к Гедеонову в самом дурном настроении.

— Чего ты от меня хочешь?! — выкрикивал Гедеонов, поглядывая на позолоченный, в мелкий рубчик набалдашник трости Кобылина. — Я ничего не желаю слушать! Расплюева будет играть Бурдин!

— Но почему же? — со скрытой угрозой в голосе спрашивал Александр Васильевич.

— А потому, что я хочу наказать Мартынова за то, что он меня не послушал — взял в бенефис какую-то дрянь!

— Но так он уже и наказан.

— Нет, этого мало.

— Да это Мартынова дело, играть ему в моей пи-эссе или нет!

— Нисколько! Это дело дирекции. Дирекция столько же должна заботиться об обыкновенных представлениях, как и о бенефисах, — чтобы всё было отлично.

— Ну так вы и заботьтесь! А вы же хотите отдать роль Бурдину и рискнуть тут, в Петербурге, успехом представления.

— Нисколько. Бурдин исполнит эту роль хорошо.

— Да я и писал ее для Мартынова, черт побери!!

— Мартынову я роль не дам, потому что он сам отказался от роли, когда я его просил.

— Ах, отказался… отказался… Да какой же вы директор, если не можете заставить ваших подчиненных исполнять обязанности! Да вы тогда не директор, а просто навозная куча!!

— А?.. А?.. Да что ты, милостивый государь, считаешь меня за такого старика, который не может дать тебе удовлетворения?! На чем ты хочешь?! На пистолетах?! На саблях?! Хоть завтра!

А нынче… Александр Васильевич хлопнул дверью и поехал к Адлербергу, чтобы через министра двора заставить Гедеонова подчиниться. Визит не прошел даром. «Гедеонов ломается, — записал Сухово-Кобылин в дневнике. — Однако сказал, что если Бурдин согласен отказаться от роли, то он противиться не будет».

Узнав, что всё дело зависит теперь от Бурдина, Александр Васильевич приехал к нему на квартиру.

— Господин актер, — заявил он с порога, — если вы не откажетесь от роли Расплюева в моей пиэссе, то я приеду в театр на ваш бенефис и учиню скандал!

Бурдина это ничуть не смутило.

— Милостивый государь, — ответил он, — угроз ваших не боюсь нисколько. Роль Расплюева не сыграю так плохо, чтобы возбудить неудовольствие публики. А из вашего обещания сделать мне скандал только извлеку пользу: назначу за места цену вдвое выше, зная, что публика с жадностью бросится на такой интересный спектакль — бенефис Бур-дина со скандалом автора пьесы во время представления! А? Каково?

Крыть было нечем. Но Александр Васильевич не унимался. Он уговорил Адлерберга дать письменное распоряжение о распределении ролей:

«Гедеонов получил указание от министра Адлерберга. Он был взбешен, вздумал сказать мне дерзость. Я побледнел и подошел к нему с худыми намерениями. Он оробел, просил извинения, стал мягок и сговорчив, и дело наконец уладилось: роль отдана Мартынову».

Успокоившись, Сухово-Кобылин уехал в Москву. Но радость его была преждевременной:

«Я получил известие, что Мартынов отказался играть Расплюева. Очевидно, меня провел Гедеонов».

В отношении Александра Васильевича к Бурдину было много ничем не оправданного деспотизма. Только позднее он узнал, что именно Бурдину, которого он поносил в пылу своих споров с директором Гедеоновым, он был обязан тем, что первая же постановка «Свадьбы Кречинского» не была сорвана актерами, враждебно относившимися к его пьесе. За несколько дней до премьеры Бурдин узнал, что Самойлов, назначенный на роль Кречинского, намеревался сказаться больным в самый день премьеры и не явиться на спектакль. Бурдин помчался к Максимову, с которым состоял в дружеских отношениях, и стал умолять, чтобы тот публично объявил, что он будет в любом случае играть Кречинского и заменит, если надо, Самойлова. Максимов согласился и объявил. И только тогда Самойлов вынужден был отказаться от своей затеи…

Премьера в Петербурге состоялась 7 мая 1856 года. Расплюева играл Бурдин, Кречинского — Самойлов, Нелькина — Максимов, Муромского — Григорьев, Лидочку — Владимирова.

Сухово-Кобылин приехал в Александрийский театр, когда пьеса уже началась. Весь первый акт он был за кулисами. Следил за игрой внимательно и напряженно, всё замечал:

«Сцена с Тишкой вышла удачно, Муромского и Атуевой довольно посредственно, ибо оба старались. Роли Нелькина и Кречинского развеселили публику. Самойлов не знал роли. Первый акт прошел порядочно. Самойлова и Максимова вызывали. На второй акт я отправился в ложу. Вышел Бурдин — пошлее и гаже ничего быть не может. Я страдал. Второй акт прошел плохо — Бурдин разрушил всё здание и расшиб все орнаменты. Третий акт прошел хорошо. Явление Нелькина (Максимова) всё оживило. Выход Максимова удался, и он был вызван. Публика слушала с напряжением. Занавес зашумел, и раздался страшный гром рукоплесканий. Дружнее и громче, чем в Москве. Меня вызывали. Директор послал искать меня по всему театру, но я загодя уже объявил режиссеру, что не выхожу к публике. Вызывали всех артистов, даже Бурдина».

Премьера «Свадьбы Кречинского» в Северной столице, так же как и в Москве, стала сенсацией. Представления пошли одно за другим. Весь репертуар Александрийского театра был снят — давали только пьесу Сухово-Кобылина. Но и это не могло удовлетворить многочисленную публику, которая толпилась у кассы даже по ночам. Некрасов напечатал текст комедии в «Современнике». Театральные отделы петербургских газет и журналов, оставив на время все другие явления сцены, наперебой обсуждали новую пьесу.

Успех «Свадьбы Кречинского», как писала много лет спустя «Хроника петербургских театров» Вольфа, «был далеко не эфемерный». За 25 лет она выдержала только в Северной столице 100 представлений — больше, чем «Гроза» Островского (96 представлений), и немногим менее, чем «Горе от ума» (105 представлений).

Вот уже полтора столетия правит Кречинский службу на театральных сценах мира. Тысячу раз заложен Беку фальшивый солитер. Тысячу раз сказано знаменитое: «Сорвалось». И публика, как и в дни блистательного триумфа Сухово-Кобылина, восторженно встречает эту комедию — в Токио, в Москве, в Париже…