Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы - читать онлайн книгу. Автор: Генрих Харрер cтр.№ 25

Когда закончились обильные летние дожди, мы начали систематически обследовать окрестные вытянутые долины. Часто, взяв с собой продукты, картографические материалы и компас, мы уходили в экспедиции на несколько дней. Мы жили на альпийских лугах вместе с пастухами, которые, совсем как у нас, летом присматривали за скотом, пасущимся на пышных горных пастбищах. Сотни коров и самок яков щипали сочную травку среди заснеженных горных вершин. Я часто помогал взбивать масло, за что получал в награду золотисто-желтый свежий кусок. Чтобы масло быстрее застывало, с глетчеров приносят лед и бросают его в огромные маслобойные чаны.

Всякую хижину в горах охраняют резвые и очень агрессивные собаки. Обычно они сидят на цепи, и по ночам их лай отпугивает пантер, волков и диких псов. Эти сторожевые собаки крепко сложены, к тому же их кормят в основном молоком и сырой телятиной, что делает их еще сильнее и опаснее. Я пережил несколько весьма неприятных столкновений с этими зверями. Однажды такая собака сорвалась с цепи, когда я проходил мимо, и попыталась схватить меня за горло. Я увернулся, но тут псина вцепилась мне в руку и отпустила ее только после долгой борьбы. Моя одежда превратилась в лохмотья, но собака после схватки осталась неподвижно лежать на земле. Остатками рубашки я перевязал себе раны, глубокие шрамы от которых видны и по сей день. Впрочем, собачьи укусы зажили довольно быстро благодаря тому, что я регулярно окунался в один из целебных источников, куда в это время года, к сожалению, гораздо чаще наведываются змеи, нежели тибетцы. Как мне потом рассказали пастухи, в той схватке несладко пришлось не только мне. Пес после этого случая целую неделю пролежал в углу и ничего не ел.

Во время прогулок нам встречалось огромное количество земляники, но те места, где ягод было больше всего, кишели пиявками. Из литературы я знал, что эти гады – чума многих гималайских долин, а теперь мне на собственном опыте пришлось убедиться, насколько беззащитен перед ними человек. Они падают на животных и людей с деревьев, проползают через любую дырочку в одежде, даже через отверстия для шнурков на ботинках и присасываются к телу. Если их тут же оторвать, то кровопотеря будет больше, чем если дать им насосаться крови – тогда они отпадают сами. В некоторых долинах пиявок так много, что защититься от этих тварей просто невозможно. Как они выбирают себе жертву, я не знаю, но часто спастись от них помогал мне быстрый бег. На теплокровных животных этих мест часто сидят дюжины паразитов, присосавшихся к естественным отверстиям их тел. Лучший способ отпугнуть пиявок, который я знаю, пропитывать солью носки и штанины брюк.

В ходе вылазок мы собрали обширный картографический материал и сделали множество набросков, но найти подходящий для побега путь нам так и не удалось. Без специального снаряжения, да еще с тяжелым багажом все перевалы были непреодолимы. А мысль возвращаться по знакомому пути через деревню Дзонка нам не грела душу. Поэтому мы направили еще один запрос в Непал, желая точно узнать, вышлют нас оттуда в Индию или нет. Ответа так и не последовало. До того момента, когда нам надлежало покинуть Кьирон, оставалось еще два месяца, и мы посвятили это время тщательным сборам. Чтобы увеличить наши финансовые запасы, я ссудил одного торговца под обычные в этих краях тридцать три процента. Впоследствии я очень пожалел об этом, потому что он постоянно оттягивал выплату долга, отчего наш план тайного отъезда едва не пошел прахом.

Наши отношения с миролюбивыми и покладистыми сельчанами становились все более тесными. Тибетцы работают, как и наши крестьяне, используя не то что каждый час, а каждую минуту светлого времени дня. В сельскохозяйственных районах Тибета явственно ощущается недостаток в рабочей силе, так что здесь неведомы нищета и голод. Общины обеспечивают всем необходимым монахов, которые не участвуют в крестьянском труде, а заботятся только о благополучии души. Крестьяне живут вполне зажиточно, у них в сундуках хранятся чистые праздничные наряды для всей семьи. Женщины сами ткут и шьют платья дома.

Полиции в нашем понимании этого слова здесь не существует, а преступников всегда судят публично. Наказания довольно жестоки, но в некотором смысле только такие и возможны, учитывая здешний менталитет. Я слышал про человека, который украл золотую лампадку в одном из храмов неподалеку от Кьирона. Его изобличили и наказали, по нашим понятиям, бесчеловечным образом. Ему публично отрубили руки, а изувеченное тело зашили в сырую ячью шкуру. Потом ее высушили и сбросили в глубокое ущелье.

Но нам самим таких страшных наказаний видеть не довелось, да и, кажется, с течением времени нравы тибетцев смягчаются. Однажды я наблюдал за публичной поркой, которая мне показалась даже недостаточно суровой. Наказывали монахиню, принадлежавшую к реформированной буддийской церкви, ^[26] которая предписывает строгое безбрачие. Эта монахиня от монаха той же церкви прижила ребенка, которого убила тотчас после рождения. Их обоих изобличили и поставили к позорному столбу. Об их преступлении объявили во всеуслышание и каждому назначили по сто ударов плетью. Во время экзекуции местные жители просили власти проявить милосердие, как обычно предлагая им деньги. В результате приговор был смягчен, и в толпе, где многие плакали, раздался вздох облегчения. Монаха с монахиней изгнали из округа, лишив религиозного сана. Нам такое сочувствие показалось странным и почти необъяснимым. Добросердечные поселяне одарили преступников деньгами и съестными припасами, так что эта пара покинула Кьирон и отправилась в паломничество с полными мешками всякой снеди.

Реформированная школа буддизма, к которой принадлежали эти двое, в Тибете наиболее распространена. Но как раз в нашей местности было несколько монастырей, в которых были иные правила. В них монахи и монахини жили семьями, а их дети оставались в монастыре. Такие монахи сами обрабатывали свои поля, но никогда не получали государственных должностей – на них могли претендовать только представители реформированной школы.

Власть монахов в Тибете – явление уникальное, его можно сравнить только с жесткой диктатурой. Монахи с недоверием относятся ко всякому внешнему влиянию, которое может угрожать их власти. Они достаточно умны, чтобы понимать, что власть их все-таки не безгранична, но наказывают любого, кто выразит какое-либо сомнение по этому поводу. Поэтому многие из них были очень недовольны нашим общением с местным населением. Ведь наше поведение, свободное от всяких предрассудков, могло натолкнуть тибетцев на разные вредные для монахов мысли. Мы ходили по ночам в лес, не боясь прогневать демонов, забирались на горы, не зажигая жертвенного огня, и с нами ничего плохого не происходило. В некоторых местах с нами обращались подчеркнуто холодно, что можно приписать влиянию лам. Но с другой стороны, тибетцы приписывали нам сверхчеловеческие способности, поскольку считали, что другого объяснения нашим вылазкам не найти. То и дело нас спрашивали, что мы задумали сделать с ручьями и птицами, зачем мы с ними так много общаемся. Ведь тибетцы никогда и шагу не ступят без определенной цели, поэтому они считали, что мы неспроста бродим по лесам и сидим на берегах ручьев.