Брежнев - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 138

«Иногда Леонид Ильич появлялся на фиолетовом „роллс-ройсе“, подаренном королевой Великобритании Елизаветой II, — вспоминал главный редактор „Правды“ Виктор Григорьевич Афанасьев. — Ох, уж этот фиолетовый „роллс-ройс“! Генсек предпочитал водить его сам. Ездил он лихо и бесстрашно, на большой скорости — любил риск.

С этим „роллс-ройсом“ связана одна забавная история, о которой Леонид Ильич часто рассказывал сам. Ехал он из Москвы в Завидово, охрана далеко впереди и сзади. Где-то на половине дороги увидел двух женщин с авоськами. Они проголосовали. Генеральный посадил их в машину и довез до места назначения, благо было по пути. Женщины, не признав Ильича, сунули в лапу шоферу трешку. Он, улыбнувшись, спокойно положил трояк в карман и поехал дальше…»

В субботу происходило обсуждение текста. Каждый читал свою часть. Брежнев слушал и говорил: это хорошо, а это надо доработать, а это переписать заново.

Когда он читал текст, то ставил на полях слева пометку синим карандашом — без замечаний и комментариев.

Виктор Афанасьев вспоминал:

«Сначала мы гадали: что бы это значило? А после обнаруживали, что в отмеченном абзаце есть неточность. Вот так мы убедились, что наш генсек не так уж туп, как некоторые его представляли. Да, писать он сам не мог, и редактор из него никудышный, но элементарное чутье безошибочно подсказывало ему, что хорошо и что плохо».

«Коробили известная вульгарность поведения, фамильярность в отношениях со стенографистками и машинистками, привычка регулярно заставлять всех подолгу, не один десяток минут, ждать его к завтраку, — рассказывал Карен Брутенц. — Не красило Леонида Ильича и вялое участие в работе над текстом. Он не подпитывал этот процесс, не служил источником идей, лишь давал понять, что для него неприемлемо.

Зато Леонид Ильич, как выяснилось, хорошо, значительно лучше многих, чувствовал устную речь, ее особенности и точно реагировал на то, что выпадало из стиля. Опытный пропагандист и политработник, Брежнев привык говорить с людьми, с массой и чувствовал, что именно он должен произнести. Возможно, поэтому он и предпочитал знакомиться с материалом необычным способом — через читку вслух.

Он прорабатывал про себя каждое слово, взвешивал его смысловую нагрузку и эмоциональное воздействие, демонстрируя острую политическую интуицию».

Леонид Ильич, вспоминал Брутенц, обращался ко всем на «ты» (за исключением Бориса Николаевича Пономарева, которого называл по отчеству и на «вы», что отнюдь не было проявлением особой благосклонности) и по имени — стремился показать, что все вроде равноправны. Однако к помощникам Леонида Ильича это не относилось. Они боялись генерального секретаря.

В ту пору Брежнев еще был в приличной форме.

«Тем не менее уже стали весьма заметными зацикленность на здоровье и явное нежелание заниматься делами, — писал Брутенц. — Часто по утрам, за завтраком, Брежнев со вкусом рассказывал, как поплавал, каким было кровяное давление до и после этой процедуры, и с недовольством, а иногда и с гневом реагировал на попытки своих помощников, — у которых, как я понял, других возможностей повидать босса было немного, — заговорить о делах.

Отличался этим главным образом Александров. Блатов являлся человеком гораздо более спокойным и, я бы даже сказал, вялым. Цуканов же, в то время по каким-то причинам впавший в немилость, неизменно хранил молчание».

По субботам вечером устраивалась охота на кабанов. Охотились с помоста. Охота была настоящей страстью, от которой Леонид Ильич не отказался даже на склоне лет.

Будущий председатель КГБ, а тогда заведующий венгерским сектором отдела ЦК по социалистическим странам Владимир Александрович Крючков в конце февраля 1965 года сопровождал Брежнева и Подгорного в Будапешт.

Они хотели наладить личные отношения с венгерским руководителем Яношем Кадаром, который очень симпатизировал Хрущеву и после его отставки продолжал оказывать ему знаки внимания: посылал то вино, то фрукты. В социалистическом лагере это не было принято: раз руководитель отправлен в отставку, значит, его больше не существует. Брежнев решил, что пора проявить инициативу и подружиться с Кадаром.

После переговоров Кадар, зная главную страсть советских руководителей, предложил поохотиться на фазанов. Сели в поезд и отправились на юг страны. В вагоне Кадар пытался продолжить беседу, но она не получалась. Не имея под рукой подготовленных материалов, Брежнев растерялся. Кадар, видимо, всё понял и отступился. Тогда Подгорный перешел на охотничьи истории и с величайшим удовольствием четыре часа травил байки…

«Егеря начали выгонять фазанов, — описывал Крючков охоту, — которые буквально сотнями стали вылетать из зарослей. Многие из них тут же падали камнем, сраженные меткими выстрелами.

Кадар и его товарищи стреляли редко, больше просто наблюдали, обмениваясь между собой впечатлениями. Брежнев же палил вовсю! С ним рядом находился порученец для того, чтобы перезаряжать ему ружье.

Леонид Ильич, отстрелявшись в очередной раз, не глядя протягивал пустое, еще дымящееся ружье порученцу и принимал от него новое, уже заряженное. А бедные фазаны, которых до этого прикармливали несколько дней, все продолжали волнами лететь в сторону охотников.

Эта бойня, которая и по сей день стоит у меня перед глазами, прекратилась лишь с наступлением темноты».

На обратном пути Янош Кадар опять завел разговор на серьезные темы.

«Брежнев не спорил, — отметил Крючков, — хотя конкретных ответов не давал, отделывался обещаниями вернуться к этим вопросам в будущем. Мысль его, по-моему, все еще вертелась вокруг недавней охоты, приятные впечатления от которой он не хотел портить никакими серьезными разговорами».

В Завидове кабанов неделю в одно и то же время прикармливали картошкой. Они привыкали и подходили к помосту на двадцать пять — тридцать метров. Так что промахнуться было невозможно. Но старший егерь на всякий случай стрелял одновременно с Брежневым. Так что без добычи не возвращались. Такой метод охоты вызывал насмешки, кто-то с издевкой говорил, что проще прогуляться на колхозную свиноферму и подстрелить пару свиней. Иногда на охоте случались опасные ситуации, когда раненый кабан бросался на охотников. Но рядом были егерь и личная охрана генерального. Добивать кабанов на всякий случай ходили с автоматами.

За охотничьим оружием Брежнева ухаживали личные охранники — четыре человека.

В минуту откровенности Леонид Ильич сказал Александрову-Агентову:

— Знаешь, Андрей, все-таки, оценивая пройденный путь, я прихожу к выводу, что лучший пост из тех, что мне пришлось занимать, — это пост секретаря обкома партии. И сделать можно больше, и в то же время сам видишь реальную обстановку и результаты своей работы. Можешь регулярно бывать на заводах, в полях, общаться со многими людьми, чувствовать их настроение. А здесь, в Кремле, сидишь и видишь мир сквозь бумаги, которые кладут на стол.

Он так и не стал крупным политиком. Он не был рожден для государственной деятельности и не обладал качествами, необходимыми для руководителя страны. И сам понимал свой уровень областного руководителя. Поэтому был крайне осторожен, нуждался в советах и постоянно колебался. Важнейшей задачей было завоевание и удержание власти. Вот этим искусством он владел.