МИД. Министры иностранных дел. Внешняя политика России: от Ленина и Троцкого – до Путина и Медведева - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 219

Общение с Ельциным складывалось не просто. Первый президент России бывал очень разным. Заранее не определишь, с каким человеком сегодня встретишься.

— Я это наблюдал много лет, — вспоминает Андрей Козырев. — Может утром раздаться звонок человека, который говорит медленно, с трудом — такое впечатление, что у него в голове проворачиваются какие-то жернова. А вечером вы встречаетесь с человеком, который очень быстро на все реагирует, шутит. Причем это может измениться за несколько часов. Мы разговаривали с ним минимум раз в день. Всякий раз я пытался в первую секунду оценить, с кем я разговариваю. От этого многое зависело: как докладывать? В какой форме? Либо совсем упрощенно — в расчете на жернова, тогда и сам начинаешь говорить медленно, чтобы это проникло в жернова. Либо ты должен делать это в совсем иной манере — с шутками.

— А с чем это связано?

— Не могу сказать.

— Но была какая-то закономерность?

— Не определил. Я просто знал, что это так. При встрече сразу можно было уяснить, в каком он состоянии. По телефону это гораздо сложнее, ты же человека не видишь. И если он звонил, было легче. По первым фразам можно было представить, в каком он настроении. Однако, если сам звонишь, он откликается: да, здравствуйте. Дальше надо излагать дело, но совершенно не знаешь, с кем из двоих ты сейчас столкнешься. А от этого многое зависит. Если вы человеку, который находится в заторможенном состоянии, начнете быстро, с шуточками, с вензелями что-то рассказывать, он ничего не поймет. С другой стороны, если человеку, который находится в прекрасном расположении духа, все соображает, начнете медленно что-то втолковывать, вы и половины не успеете изложить из того, что нужно.

Всякие неожиданные перемены в настроении Ельцина, его внезапные исчезновения из Кремля, когда он пропадал то на несколько дней, то на неделю, оставив дела и бросив страну на помощников, трактуются однозначно: Борис Николаевич злоупотреблял горячительными напитками.

— На ваших глазах Борис Николаевич много пил? — спросил я Андрея Козырева.

— У нас есть определенные традиции застольного общения, — дипломатично ответил бывший министр иностранных дел.

— Но это сказывалось на работе?

— Ничего, что выходило за рамки традиций, я не наблюдал, — последовал еще более дипломатичный ответ. — При этом президент в любом случае держал себя в руках и подчиненных не оскорблял и не топтал. Барского, советского хамства я никогда не видел — ни в отношении себя, ни в отношении других. Он всегда обращался на «вы» — за исключением редких случаев интимного общения вне работы. И по имени-отчеству. Он вообще не ругался матом. У нас в ряде случаев это просто общепонятный технический язык, а он этого не выносит. В работе с ним было много приятных сторон, царила более культурная, интеллигентная обстановка, чем в советские времена.

— На службе он один, а в неформальном общении, где-нибудь на даче — совсем другой?

— Нет, он был одним и тем же человеком. Уезжая с работы, Ельцин, насколько я знаю, никогда не прекращал работать, заниматься политикой. Он не переключался, за исключением игры в теннис. Да и на корте он мог продолжить разговор, начавшийся днем.

Казалось, что Андрей Козырев и по возрасту, и по складу характера не может входить в тесный круг ближайших друзей Бориса Ельцина. Но президент часто повторял:

— Андрей — профессионал, дипломат.

Это было уважение необразованного провинциала к столичной штучке, к человеку, который владеет иностранными языками, запросто ездит за границу, знает, как разговаривать с иностранцами. Президент приблизил к себе министра. Приглашал домой, на дачу.

— А зачем он вас звал к себе на дачу? Вы с ним такие разные люди.

— Он считал, что с теми, с кем он часто общается, — некое политбюро, состоящее из наиболее важных министров, — у него должны быть не только официальные, но и дружеские отношения. Потом уже и привычка к общению возникла. Было движение не столько души, сколько ума, который говорил ему, что с этими людьми должны быть и неформальные, товарищеские отношения.

Ельцин активно общался со своими приближенными. Пока был здоров, играл с ними в волейбол, потом в теннис — четыре-пять раз в неделю. Если проигрывал, то настроение у него безнадежно портилось. Он любил застолье, устраивал званые ужины в президентском клубе в особняке на Ленинских горах.

Жизнь высшего эшелона власти в России была устроена несколько необычно. Собирается Козырев вечером после работы домой, ему звонит президент:

— Ну как, Андрей Владимирович, сегодня в теннис сыграем? Поужинаем?

Могло быть иначе. Министр уже садится в машину, когда его охранник спрашивает невинным голосом:

— Ну как, в президентский клуб поедем?

— А почему в клуб?

— Потому что там Борис Николаевич, — со значением говорит охранник.

Козырев откладывал любые дела и ехал в клуб. Отказ не предполагался. Причем было известно, что если президент не желал кого-то видеть, то охрана ему о клубе не напоминала.

При Ельцине теннис стал символом здоровья и динамизма новой политической элиты. В теннис играли самые близкие к президенту люди — Геннадий Бурбулис, Александр Коржаков, Валентин Юмашев, Виктор Илюшин, Андрей Козырев… Когда Ельцин стал болеть, посиделки с обильной выпивкой и закуской прекратились. Смена образа жизни была полезна для печени. Но одновременно Борис Николаевич лишился общения, распался круг людей, которые худо-бедно рассказывали ему о происходящем вокруг.

Козырев, обосновавшись после распада СССР в министерском кабинете на Смоленской площади, чисток не проводил, поменял только высший эшелон — заместителей министра. У него сформировалась очень сильная команда. Потом практически все его заместители разъехались послами.

Сергей Лавров, будущий министр, был назначен постоянным представителем России в ООН. Анатолий Адамишин, первый заместитель министра, отвечавший за систему отношений внутри СНГ, отправился послом в Лондон. Виталий Чуркин, самая заметная после самого министра фигура в МИД, — благодаря его челночной югославской дипломатии получил назначение в Бельгию. Александр Панов, замечательный японист, уехал в Токио. Сергей Крылов, занимавшийся европейскими делами, стал послом в Германии. Не уехал только Игорь Иванов, который со временем сам стал министром.

Дипломаты всегда разрываются между стремлением делать карьеру, перемещаясь из кабинета в кабинет в высотном здании на Смоленской площади, и желанием вырваться за границу в роли посла. Заместитель министра выше по должности, но жизнь посла комфортнее, интереснее. Большинство высокопоставленных дипломатов делают выбор в пользу посольского кресла. Если, конечно, им не предлагают место самого министра.

С заполнением посольских вакансий проблем не было. Проблема состояла в другом — впервые в истории МИД начался отток кадров. Дипломаты, особенно молодежь, бежали от маленькой зарплаты. В 1992 году из министерства ушло триста с лишним человек, в следущем году еще больше. Уходили в бизнес, потому что нужны были деньги. Зарплаты в центральном аппарате министерства платились ничтожные — в сравнении с ожиданиями дипломатов и их высокой квалификацией.