— Ладно, я с вами.
— А чей дух мы вызовем? — Шубин заерзал на стуле и
стал потирать ручки, точно ему пообещали груду золота.
— Сейчас решим, —
откликнулась Анжелика. Она чувст вовала себя распорядительницей бала, который
собирались посетить коронованные особы. — У кого какие предложения? Чей
будем вызывать дух?
— Ленина, — немедленно отозвался Вольдемар,
демонстрируя стереотип мышления человека, захватившего расцвет и крушение СССР.
— Пушкина, — высказалась Симона. От возбуждения у
нее заметно порозовели щеки.
— Пушкин наврет! — не согласилась
Маргарита. — Он шутник был и острослов. Нет-нет, надо кого-нибудь такого…
основательного.
— Мамина-Сибиряка, — предложил Шубин. — Или
Немировича-Данченко.
— Я имею в виду основательного не по фамилии, а по
существу, — осекла его Маргарита.
— А я бы вызвал кого-нибудь прикольного, — подал
голос Жидков, все это время доедавший салат. — Вольфа Мессинга, например.
— Или Шерлока Холмса, — поддакнул Шубин.
— Какого Шерлока Холмса? — повернулась к нему
Симона. — Его же не было.
Она хихикнула, не понимая, шутка это или нет. Оказалось,
никакая не шутка.
— Он в Англии жил, — поделился с ней Шубин. —
На улице Бейкер-стрит. Знать надо.
— Слушай меня, Леонид, — сказал Жидков, наставив
на него вилку. — Шерлок Холмс — не человек.
— А кто, собака, что ли? Ну, ты даешь!
— Прекратите, — одернула их Маргарита. —
Вызывать можно только настоящих людей, Леонид. Так что Шерлок Холмс не годится.
Шубин страшно озадачился.
— А про кого же тогда этот, как его, доктор Уотсон
рассказы писал?
— Возможно, я вас расстрою, — желчно заметила
Маргарита, — но Уотсона тоже не было.
— Вас послушать, так никого не было, — обиделся
он.
— А кто же тогда, по-вашему, Конан Дойл? —
полюбопытствовала Фаина, курившая уже вторую сигарету подряд. Дым улетал в
сторону залитого дождем окна, за которым уже не было видно сада.
— Да ладно меня подлавливать! — подскочил
тот. — Конан Дойл — это писатель. Он написал «Затерянный мир», я кино
смотрел.
— А! — воскликнули хором несколько голосов. —
Кино! Кино — другое дело.
— Так чей дух-то, чей?
— Предлагаю просто кинуть клич, — предложила
Фаина. — Кто откликнется, тот и откликнется.
— Да? А если ужас какой-нибудь откликнется? Карл Маркс,
например?
— Он по-русски не разговаривает.
— Тут язык никакого значения не имеет, — пояснила
Анжелика. — Дух внушает мысли. И мы их транслируем. Можно хоть кого
вызвать — хоть Индиру Ганди.
— Потрясающая скудость фантазии, — прострекотала
Капитолина, севшая обратно под локоть к Уманскому. — Если уж вызывать, так
вызывать. Ученого какого-нибудь. Или философа.
Все промолчали. Вероятно, возражать гувернантке считалось
неэтичным. Тем более что главная фигура — Фаина — взирала на нее сквозь клубы
дыма весьма благосклонно.
Пока они спорили, все потихоньку организовалось. Откуда-то
появился большой белый лист, который Вольдемар старательно разделил на сектора.
В каждом секторе написал по букве алфавита. На перевернутом блюдце из
старинного сервиза, а потому тонком и легком, была тем же фломастером сделана
засечка.
— Мне прямо как-то не по себе! — воскликнула Зоя и
обхватила себя руками за плечи.
Лариса за все это время не проронила ни слова. Жидков
совершенно явно намеревался участвовать в большом семейном мероприятии, и ей
ничего не оставалось делать, как сидеть и следить за ним.
— Послушай, а дети не боятся грозы? — вполголоса
спросила она у него.
— Откуда я знаю? Даже если и боятся… О них женщины
позаботятся.
— Но ты же опекун.
— Формально, только формально. На самом деле вся
ответственность лежит на Анжелике.
«Уж она позаботится о детях! — подумала Лариса. —
Эдакая птичка божия. Махнет хвостом — и поминай как звали».
Когда погасили люстру и зажгли свечи, все перестали
разговаривать, и тогда стало слышно, как скрипит и потрескивает дом и идет
снаружи дождь. Это были бы очень уютные шумы, если бы не Шубин, который
нервничал и оттого громко сопел.
Анжелика взяла блюдце и положила на самую середину стола, на
лист с алфавитом.
— Так кого позовем? — шепотом спросила она. —
Решили?
— Зови царя! — тоже шёпотом скомандовал
Жидков. — Николая. Спроси, зачем он от престола отрекся.
— Дурак, — шикнула на него Фаина. — Про себя
надо спрашивать, мы же не материал для исторического очерка собираем.
— Руки, давайте руки, — потребовал Вольдемар,
оказавшийся докой в спиритических делах. Первым вытянул свои и положил пальцы
на блюдце. — Надо едва касаться, чтобы не мешать ему двигаться.
Все по очереди — кто с опаской, кто торопливо — последовали
его примеру.
— Столько грабель на одну вшивенькую тарелочку! —
прошептал Жидков, но на него немедленно цыкнули.
— Вызываем дух, — тонким ужасным голосом завела
Анжелика, — царя Николая Александровича. — Огоньки, трепетавшие на
кончиках свечей, неожиданно резко наклонились в одну сторону, словно где-то
открылось окно или дверь. — Вы здесь? Отвечайте!
Лариса, которая едва касалась подушечками пальцев драгоценного
фарфора и чьих-то еще пальцев, неожиданно почувствовала легкое, едва уловимое
движение. Блюдце медленно и плавно доехало по направлению к букве
"Н".
Анжелика вытянулась в струнку, как жрица, впавшая в транс.
На губах ее появилась напряженная улыбка. Однако после буквы "Н"
блюдце отправилось сначала к букве "Е" и напоследок прогулялось к
"Т".
— НЕТ? — удивленно переспросила Анжелика все тем
же противным пронзительным голосом. — Это не Николай Александрович? А кто
же в таком случае разговаривает с нами?
Лариса сдула челку со лба, заметив попутно, что Уманский,
чьи руки слегка соприкасались с ее, глядит на снующее туда-сюда блюдце с
огромным изумлением. В сущности, она и сама могла поклясться, что все эти
сплетающиеся конечности едва касаются его поверхности.
Блюдце немного подумало и ответило:
— ТРСТР.
— ТРСТР, — завороженно повторила Маргарита. —
Что бы это значило?
Однако Анжелику вовсе не смутил подобный поворот дела.
— Мы благодарим тебя, ТРСТР, и просим ответить на наши
вопросы. Ты поможешь нам?
— ДА.