Утерянные победы. Воспоминания фельдмаршала - читать онлайн книгу. Автор: Эрих фон Манштейн cтр.№ 136

Еще в первой мировой войне действовало правило, по которому армия не может отрываться от своих конечных железнодорожных пунктов более чем на 150 км. То, что эти данные неприменимы для второй мировой войны, достаточно доказали наши собственные операции на западе и востоке. К тому же русские были мастерами быстро восстанавливать дороги, что было сравнительно нетрудно делать при очень небольшом количестве искусственных сооружений на обширной равнине. Основывать свои действия, однако, на сомнительной надежде на то, что силы противника уже иссякают или что он не сможет уже больше продвигаться, было недопустимо. Нельзя, в конце концов, забывать и о том, что наши дивизии в длительных и напряженных боях сильно ослабли и были на грани истощения своих сил. Я должен здесь сказать, что Гитлер хорошо знал о состоянии и о потерях наших войск. Но он очень неохотно соглашался с тем, что вновь формируемые дивизии имеют мало боевого опыта и сначала должны нести большие потери. Однако он согласился с тем, что формирование авиаполевых дивизий было ошибкой, так же, как и с тем, что их формирование было уступкой ради сохранения престижа Геринга.

В отношении оперативной обстановки Гитлер, собственно, выразил только мнение, что танковый корпус СС мог бы устранить серьезную опасность для фронта на среднем Донце ударом из района Харькова на юго-восток на Изюм. Предпосылкой для этого должно служить, однако, то, чтобы до прибытия 2 дивизии этого корпуса, дивизии лейб-штандарт, дивизия «Рейх» могла бы покончить с противником у Волчанска (3 дивизия могла прибыть только позже). Его надежда на ударную силу этого вновь сформированного танкового корпуса СС была, по-видимому, безгранична. В остальном его соображения показали, что он еще не понимает или не хочет понимать грозящих в будущем опасностей, а именно, опасностей, связанных с появлением на новом поле боя сталинградских соединений противника. Самой веской причиной, которую все время Гитлер подчеркивал, была, по его мнению, невозможность отдать Донбасс. Он опасался влияния политических последствий, связанных с потерей этого района, важного в военно-экономическом отношении, на позицию Турции. Но, прежде всего он подчеркивал значение донецкого угля для собственной военной промышленности и значение отсутствия этого фактора для военной экономики противника. Овладение донецким углем дало бы возможность русским поддерживать на настоящем уровне производство танков, орудий и боеприпасов. Мое возражение о том, что Советы, несмотря на потерю Донбасса, до сих пор производили достаточно танков и боеприпасов, он пытался опровергнуть тем, что они до этого обладали запасами стали. Но если они не получат донецкий уголь, то им не удастся поддерживать прежнее производство, следовательно, они не смогут проводить большого наступления. Нельзя было спорить против того, что вследствие потери противником этого месторождения коксующихся углей, а также расположенных там сталелитейных и других заводов он испытывал трудности в военном производстве. Признаком этого, казалось мне, являлось то, что противник до сих пор не мог возместить потерь в артиллерии, понесенных им в 1941 г. Это нам позволило в свое время организовать оборону на кое-как сколоченном широком фронте на Чире. В ту зиму противнику хватало орудий, чтобы выставить на ограниченном участке фронта превосходящие силы артиллерии, как это было в трех следующих друг за другом прорывах на Донском фронте. Но ее явно было недостаточно, чтобы снабдить все дивизии моторизованной артиллерией. При обсуждении вопроса о военно-экономическом значении Донбасса Гитлер имел возможность показать свои действительно удивительные знания и память относительно цифр производства, технических данных вооружения и т.д.

В дискуссии, в которой Гитлер стоял на той точке зрения, что оставление Донбасса – всего или его части – будет означать ощутительную потерю для нашей военной экономики и одновременно решающий выигрыш для русских, а я настаивал на оперативной необходимости выравнивания фронта до Миуса, у меня остался, наконец, только один козырь. Незадолго до моего вылета в Летцен (Гижицко) у меня в штабе был председатель президиума имперского объединения угля Пауль Плейгер. Я его спрашивал о действительном значении Донбасса для нашей военной промышленности и для промышленности противника. Он мне сказал, что владение угольным районом Шахты, то есть той частью Донбасса, которая лежала восточнее Миуса, не имеет решающего значения. Добываемый там уголь негоден ни для коксования, ни для наших паровозов. Этому возражению с точки зрения военной экономики Гитлер ничего уж не мог противопоставить!

Но если кто-нибудь подумает, что Гитлер был бит этим аргументом, тот недооценивает упорства этого человека. Он, наконец, сослался на погоду, чтобы, по крайней мере, добиться отсрочки эвакуации войск с дуги Дон – Донец. Действительно, в эти дни необычно рано для южной России период холодов сменился оттепелью. Ледяная дорога через бухту Таганрога стала уже почти непригодной. Хотя Дон и Донец были еще покрыты льдом, но в любой момент было возможно, что лед в связи с продолжающейся оттепелью вскроется. Гитлер красноречиво описывал мне, что, может быть, через несколько дней широкая долина Дона станет непреодолимым препятствием, вследствие чего противник до начала лета не предпримет никакого наступления. С другой стороны, наша 4 танковая армия по дороге на запад завязнет в грязи. Я должен поэтому, по крайней мере, ждать.

Но когда я остался при своем мнении и заявил, что я не могу ставить судьбу своей группы в зависимость от надежды на преждевременную оттепель, Гитлер, наконец, дал согласие на сокращение восточного участка группы до рубежа Миуса. Наша беседа, включая обсуждение и организационных вопросов, длилась с 17 до 21 часа, то есть 4 часа.

Насколько упорно он держался своего мнения, показывает небольшой штрих при нашем расставании. После того как он окончательно согласился с моим оперативным планом, когда я уже покидал комнату, он позвал меня обратно. Он сказал, что, конечно, не намерен что-нибудь менять в принятом уже решении. Но он очень настойчиво просил меня подумать, не смогу ли я все-таки немного подождать. Может быть, вскрытие льда на Дону позволит сохранить дугу Дон – Донец. Но мое решение было твердо. Я ему сказал, что издам приказ на следующий день после моего возвращения, если обстановка не заставит это сделать немедленно.

Я так подробно остановился на этой беседе с Гитлером не только потому, что она была решающей для исхода этой зимней кампании, но и потому, что она кажется мне типичной для позиции Гитлера и показывает, как было трудно добиться его согласия на то, что не соответствует его желаниям.

Ошибочно полагать, что с получением согласия Гитлера на оставление восточной части Донбасса и с уже возможной теперь переброской 4 танковой армии на западный фланг был уже ликвидирован фактический кризис на южном фланге армии. Переброска 4 танковой армии с восточного на западный фланг ввиду большого расстояния и состояния дорог должна была продлиться около двух недель. Было еще неясно, достигнет ли группа Голлидта позиций на Миусе, в связи с тем, что противник уже стоял на ее глубоком фланге у Ворошиловграда южнее Донца. Было также сомнительно, что 1 танковая армия удержит или восстановит фронт на среднем Донце. Но, прежде всего события развертывались угрожающе в районе группы армий «Б», то есть в районе Харькова, что открывало противнику широкие перспективы. Он мог прорваться не только на переправы через Днепр у Днепропетровска и Запорожья, чтобы отрезать здесь коммуникации группы армий «Дон», но и достичь Днепра выше по течению, форсировать его и отрезать его с запада. Стало необходимым наряду с переброской 4 танковой армии на западный фланг группы образовать новую группировку на месте почти полностью вышедших из строя армий союзников, действовавших в составе группы «Б».