Оскар Уайльд - читать онлайн книгу. Автор: Александр Ливергант cтр.№ 43

Харрис: Не придавай значения показаниям Шелли (одного из свидетелей, молодого издательского клерка, показавшего, что Уайльд его домогался и зазывал в гостиницу. — А. Л.).

Уайльд: О Фрэнк, ты говоришь с такой страстью и убежденностью, как будто я невиновен.

Харрис: Но ведь ты же невиновен, разве нет?!

Уайльд: Нет, Фрэнк… А я думал, тебе давно уже все известно.

С 21 по 25 мая в Центральном уголовном суде под председательством судьи Уиллса проходит второй процесс над Уайльдом и Альфредом Тейлором. Уайльду предъявляется в общей сложности восемь пунктов обвинения, и все они остаются либо недоказанными, либо доказанными не окончательно. Обвинитель задает Уайльду вопросы о его отношениях с сэром Альфредом Дугласом и о том, что представляет собой их переписка. Старшина присяжных интересуется, почему в таком случае и Дугласу тоже не предъявлен ордер на арест, однако судья Уиллс ссылается на то, что Дуглас, мол, к делу Уайльда и Тейлора прямого отношения не имеет. Обвинительный приговор Уайльду еще не вынесен, а маркиз Куинсберри уже празднует победу, для чего у него есть все основания. И, как и полагается победителю, по-христиански — даром что ярый безбожник — «призывает милость к падшему». «Если бы меру его наказания определял я, — говорится в его письме в газету „Стар“, — я бы отнесся к нему со всем возможным участием, ибо он — поврежденный рассудком сексуальный извращенец, а никак не преступник, находящийся в здравом уме».

25 мая суд выносит Уайльду и Тейлору обвинительный приговор: Уайльд признан виновным в «совершении непристойных действий» и приговорен к двум годам тяжких исправительных работ. После вынесения приговора судья обращается к осужденным с короткой речью, где, в частности, говорится: «Обращаться к вам не имеет никакого смысла. Людям, способным на подобное, чувство стыда неведомо, и рассчитывать, что мои слова возымеют на вас действие, было бы, по меньшей мере, наивно. Более постыдного дела мне вести не приходилось. В том, что вы, Тейлор, содержали мужской бордель, сомневаться не приходится. Как не приходится сомневаться и в том, что вы, Уайльд, явились средоточием того круга, в котором молодые люди подвергались самому непотребному моральному разложению».

Прямо из здания суда Уайльда доставляют в Пентонвильскую тюрьму, где у входа ликует собравшаяся толпа: справедливость восторжествовала.

На то, чтобы знаменитому писателю и драматургу, кумиру лондонского бомонда лишиться имени, семьи, имущества и славы и стать заключенным номер С.3.3 (камера номер три на третьем этаже в блоке «С»), потребовалось меньше трех месяцев.

Прежде чем последовать за Уайльдом в места не столь отдаленные, подведем некоторые итоги событий, происходивших зимой и весной 1895 года. Пишущие об Уайльде (в России особенно) любят рассуждать о том, что Уайльда засудили, оклеветали, что он пал жертвой викторианского ханжества. Жертвой высокопоставленных завистников, сводивших счеты с блестящим, успешным, талантливым писателем, который уже много лет был на виду и на слуху и в Лондоне, и в Париже, и в Нью-Йорке. Спору нет, желающие свести счеты с одаренным и популярным человеком всегда найдутся. Нельзя также отрицать и того, что многие свидетели были подкуплены, а пункты обвинений остались, как уже говорилось, не в полной мере доказанными. И все-таки Уайльд «засудил» себя сам. В его положении — а об этом «положении» читатель уже неплохо осведомлен — нужно было, наверное, вести себя «скромнее». Как теперь бы грубо и цинично сказали — «не высовываться». Но Уайльд не был бы Уайльдом, если бы «не высовывался». Подобным советом мог воспользоваться кто угодно — только не такой человек, как Уайльд. Как заметил Уистан Хью Оден: «С самого начала Уайльд играл свою жизнь, как играют роль, и продолжал это делать, даже когда судьба согнала его со сцены». Вот и в суде, на всех трех процессах, Уайльд «играл роль». Не забывал вставить гвоздику или лилию в петлицу, держался, как мы уже писали, независимо и даже заносчиво, язвил, давал понять, что к своим обвинителям относится свысока и не сомневается в окончательной победе. Иными словами, вел себя так, словно перед ним восторженные зрители, а сам он стоит на сцене перед только что опустившимся занавесом, а не сидит на скамье подсудимых.

Обычно подробно останавливаются на двух процессах над Оскаром Уайльдом — апрельском и майском. Однако на самом деле всё решилось не на процессах, где обвиняемым был Уайльд, а на процессе, где обвиняемым был Куинсберри, а истцом — Уайльд. За те несколько дней, что продолжался процесс, Уайльду и его адвокатам не удалось доказать суду присяжных, что сидевший на скамье подсудимых Куинсберри клеветал, распространяя слухи о «непристойном поведении» Уайльда. А раз не удалось, значит, «непристойное поведение» имело место, и истец автоматически становился подсудимым. Уайльд не прислушивался к советам своих, пусть и немногочисленных, доброжелателей. Он упорно не желал понять главного: обвиняя в клевете своего обидчика Куинсберри, он тем самым подставляет под удар себя самого. Весьма существенно и то, что он не был до конца откровенен со своим адвокатом, взявшимся его защищать, как мы помним, лишь при условии, что Уайльд не кривит душой и обвинения Куинсберри — и в самом деле не более чем клевета. Когда 4 апреля, во второй и предпоследний день слушаний, Уайльд вдруг осознал, что защита вправе задавать свидетелям любые вопросы, если только их не отклонит судья, он — кажется, впервые — занервничал. А занервничав, признался сэру Эдварду Кларку, что однажды его, Уайльда, выдворили посреди ночи из отеля «Элбемарл» вместе с находившимся в его номере мальчиком, что одному из свидетелей могло быть известно.

Вот почему тысячу раз правы были те, кто советовал Уайльду, во-первых, выбросить в камин визитную карточку, которую Куинсберри 18 февраля передал швейцару в клубе «Элбемарл», а во-вторых, самому как можно скорее исчезнуть, лучше всего — за границей. Таким образом, Уайльд сделал все, чтобы проиграть дело, а запасшийся подкупленными свидетелями Куинсберри — чтобы его выиграть. Употребив в обоих случаях (во время визита на Тайт-стрит и в клубе «Элбемарл») такое, казалось бы, незаметное, но очень важное слово «pose», Куинсберри тем самым себя обезопасил — у него, надо полагать, имелись очень неглупые советчики. Он дал понять, что не обвиняет Уайльда в мужеложестве — по крайней мере напрямую. Верно, он горит желанием проучить Уайльда и своего строптивого сына, но при этом и сор из избы выносить не намерен. К тому же Куинсберри и его команда отлично подготовились к обороне, которую им предстояло держать в начале апреля, после чего столь же грамотно перешли от обороны к атаке на процессах 26 апреля и 21 мая.

Мы подробно остановились на «литературной части» первого дня процесса, где обвинителем был Уайльд и где защита в лице Эдварда Карсона, вслед за журнальными и газетными критиками «Портрета», обвиняла в безнравственности героя романа и, следовательно, его автора. Но литературная часть была лишь цветочками. Ягодками же стал представленный Куинсберри список из тринадцати молодых мужчин, из которых десять показали, что состояли в интимных отношениях с Уайльдом, и, чтобы не быть голословными, указали даты и места свиданий. Только когда эти свидетели защиты (а по существу, обвинения), хотя это и грозило им пересесть с места для дачи свидетельских показаний на скамью подсудимых, стали давать признательные показания, раскрывать суду «чудовищные подробности», — Уайльд внял совету Кларка и заявил, что свой иск отзывает. При этом он признал, что знает молодых людей, дававших против него показания, однако продолжал утверждать, что в «непристойных отношениях» с ними не состоял.