Загубленная жизнь Евы Браун - читать онлайн книгу. Автор: Анжела Ламберт cтр.№ 77

Ева начала привыкать к роскоши, но в то же время испытывать на себе ее отрицательное влияние. По крайней мере, так говорила Ильзе: «Порой я просто не узнавала свою сестру. Ева стала высокомерной, деспотичной и нечуткой по отношению к нам, ее семье. Общение с великими мира сего делает человека эгоистичным, даже жестоким». В прошлом Ильзе Браун не получала приглашений в Бергхоф, так как работала в приемной еврейского врача, и Гитлер считал, что это компрометирует ее. Наконец, в 1936 году, когда количество пациентов ее работодателя сократилось до предела, она уволилась. Только тогда ее стали принимать в Бергхофе. Ильзе, с которой Ева никогда не находила общего языка, рассказывала после войны, что сестра раздавала свои платья и туфли, надетые ею всего раз или два, с видом снисходительного великодушия. Но отношения между ними всегда были натянутыми, так что страсть Евы к нарядам вполне могла раздражать хладнокровную, рассудительную Ильзе, мнившую себя выше подобной мирской суеты. Если Ева и кичилась своей властью и высоким положением перед родителями и сестрой — из членов семьи так утверждает только Ильзе, — то, возможно, так им аукнулись их прежние холодность и неодобрение в те дни, когда она страдала в одиночестве от любви к Гитлеру. Тогда ей нужны были понимание и поддержка, а ей в них отказывали. Поэтому барские замашки при проявлении щедрости вполне простительны.

Отношения обитателей Бергхофа с родителями Браун (уже почти двадцать лет жившими все в той же квартире на Гогенцоллернплатц) улучшились. Взаимное уважение было в интересах обеих сторон. Гитлер иногда преподносил Браунам небольшие подарки — часы для Фритца, духи для Фанни, — но ничего чересчур претенциозного. Когда они приезжали погостить в Оберзальцберг, он был с ними безукоризненно вежлив. Летом 1939 года Фритц рассказал Алоису Винбауэру показательную историю:

Смелый шаг со стороны Фритца, особенно после того, как он вступил в нацистскую партию. Поддержка опальной патриотической организации означала инакомыслие, если не государственную измену. Тем не менее Фритц воспринимал готовность семьи пользоваться гостеприимством фюрера как унизительный знак капитуляции.

Пятидесятый юбилей Фритца пришелся на 17 сентября 1939 года, и по этому случаю он был запечатлен в нацистской униформе с повязкой со свастикой на рукаве в окружении жены и дочерей. Снимок подписан «Vati 50 Geburtstag» («Папа, пятидесятилетие»). Несмотря на примирение с дочерью, Фритц выглядит мрачным и раздраженным. Фанни, как обычно, улыбается. Она умела ценить радости жизни. Доброе сердце, неугасающий оптимизм и, прежде всего, нежная любовь к своим девочкам позволяли ей от души радоваться тому, как все обернулось. Ведь между родителями и дочерью восстановился мир, несмотря на то, что Ева продолжала «жить в грехе» с Гитлером. К тому же отпуска за границей за счет фюрера и приемы в Бергхофе с превосходными блюдами и напитками в какой-то момент взяли верх над моральными устоями католической церкви. Фанни, всегда более толерантная, чем ее супруг, научилась смотреть на Еву и Гретль без осуждения. Да и Фритц порой поддавался искушению комфорта и благ, которых он, преподаватель технического училища, сам никогда не мог бы себе позволить. Ева знала, что это скорее уступка, чем полное согласие с ее положением, но не исключено, что ее мать даже гордилась связью дочери. «В конце концов, не всякая женщина способна заслужить благосклонность фюрера», — сказала однажды Фанни. На «Горе» она чувствовала себя как дома. На десятках фотографий она полеживает на травке или смеется в кругу близких — она счастлива, что ее дочери рядом.

В конце июня 1939 года Ева с матерью и сестрой отправилась в круиз KdF по норвежским фьордам на теплоходе Milwaukee. Ева, Фанни и Гретль незаметно смешались с толпой отдыхающих. Преимущество того, что Гитлер отказывал ей в публичном признании: она могла появляться на людях неузнанной.

Борман, вечно ищущий возможности выслужиться перед Гитлером, «подарил» ему на пятидесятилетие в апреле 1939 года от имени нацистской партии (без ведома ее членов) потрясающий дом на самой вершине горы Кельштайн, который американские оккупационные войска потом прозвали «Орлиным гнездом». Построенный из огромных каменных блоков — их приходилось тащить наверх по крутому склону, восемь рабочих погибли при строительстве, — он задумывался как средневековая крепость, где фюрер и его «тевтонские рыцари» могли собираться на совещание в обстановке, подобающей их мифическому ореолу. В ясные дни оттуда открывалась захватывающая панорама: от искрящихся вод Кёнигзее к австрийским рубежам и до самого Зальцбурга. Большие черные птицы, похожие на воронов, кружили над замком, грифы парили в лазурном небе. План Бормана, воплощенный за огромные деньги, в то время как каждый пфенниг уходил на производство вооружения, не имел успеха. Гитлер боялся высоты и ненавидел тесные помещения. Добраться до этого псевдосредневекового сооружения можно было только через узкий тоннель длиной в 124 метра, ведущий к обитому медью подъемнику, взлетавшему еще на 124 метра вверх через пробитую в скале шахту. Это так его нервировало, что он поднимался туда на совещания всего шесть или восемь раз, чтобы показать дом иностранным сановникам, а также, быть может, поддавшись иной раз на уговоры Евы в безоблачный день пообедать для разнообразия в столь необычной обстановке. Что касается Евы, она как раз любила понежиться на солнышке в шезлонге на длинной застекленной веранде Кельштайна, наслаждаясь величественным зрелищем парящих прямо перед глазами птиц и поросших лесом горных склонов вдали. Она часто пряталась там от монотонности плотно закупоренного Бергхофа.

Официант Сальваторе Паолини, единственный итальянец среди обслуживающего персонала в «Орлином гнезде», вспоминал: «В столовой царила оживленная атмосфера. Гитлер садился во главе стола спиной к стене, чтобы ничто не загораживало ему обзор. Ева Браун тоже обычно приходила на обед, но он никогда не разрешал ей сидеть с ним рядом». (Тут он, вероятно, ошибается, поскольку на неформальных трапезах Ева почти всегда сидела рядом с Гитлером.) Паолини подтверждает, что Гитлер был трезвенником и вегетарианцем. «Он любил колбасу и ветчину, но к мясу никогда не прикасался, предпочитая картошку и зеленые овощи. Его блюда всегда щедро приправлялись специями, так как он потерял чувство вкуса после газовой атаки во время Первой мировой войны». Гитлер «не отличался склонностью к спиртному», по выражению синьора Паолини. «Сомелье откупоривал бутылки, только марочное вино, но он почти ничего не пил. Мы должны были внимательно следить за тем, чтобы на столе стояло несколько кувшинов с водой. Он никогда не жаловался на еду и каждый раз благодарил нас, выходя из-за стола».

В апреле 1939 года Гитлер предложил реквизировать для Юнити Митфорд квартиру в Берлине. После «Ночи разбитых витрин» многие состоятельные евреи бежали из города, так что сотрудники личного кабинета Гитлера предложили ей четыре удобных варианта. Через месяц она сделала свой выбор: квартира № 4 в доме № 26 по Агнесштрассе, состоявшая из гостиной, спальни и маленькой комнаты для гостей. Карменсита Вреде впервые побывала там в августе и потом рассказывала: