Далтон хотел быть совершенно уверен, что они хорошо поняли риск этой затеи, а потому продолжил:
— Однако будет еще хуже, если мы приговорим этих людей к смерти и приведем приговор в исполнение до того, как Мать-Исповедница ознакомится с делом. Тогда она может вмешаться по собственной воле, причем так, что это приведет не только к смене правительства, но и к тому, что в наказание высшее руководство подвергнется воздействию ее магии.
После этой краткой, но отрезвляющей отповеди Бертран с Хильдемарой довольно долго сидели молча, выпучив глаза.
— Да, конечно, Далтон. Безусловно, ты прав, — после продолжительной паузы проговорил Бертран, растопырив пальцы, как рыба плавники. — Я вовсе не хотел, чтобы мои слова были восприняты таким образом. Как министр я не могу позволить, чтобы кого-то ложно обвинили. Я ни за что не допущу подобного. Это было бы не только чудовищной несправедливостью в отношении ложно обвиненных, но и позволило бы истинным виновникам избежать правосудия и снова убивать.
— Но мне показалось, что вы уже практически готовы назвать имена убийц? — В голосе Хильдемары снова зазвенели угрожающие нотки. — Я столько наслышана о ваших талантах, что склонна думать, что вы просто перестраховываетесь. Ведь наверняка старший помощник министра позаботится, чтобы справедливость восторжествовала как можно скорей? Народ захочет знать, что министр культуры достоин занимаемой должности. И все должны увидеть, что он плодотворно довел это дело до конца.
— Верно. — Бертран буравил жену взглядом до тех пор, пока она не откинулась на спинку стула. — Мы желаем справедливого разбирательства.
— Стоит также добавить, что идут разговоры о какой-то хакенской девушке, которую недавно изнасиловали, — добавила Хильдемара. — Слухи об изнасиловании всегда распространяются быстро. И люди считают, что эти два преступления связаны.
— До меня эти слухи тоже доходили, — вздохнул Далтон. — Это ужасно.
Следовало бы догадаться, что до Хильдемары эти сведения так или иначе дойдут, и она пожелает, чтобы и этот вопрос тоже был решен. Далтон был готов и к такому варианту, но надеялся, что удастся как-нибудь обойти этот вопрос.
— Хакенская девушка? А кто сказал, что она не лжет? Может, она просто пытается таким образом прикрыть внебрачную беременность и заявляет об изнасиловании лишь для того, чтобы вызвать сочувствие в дальнейшем?
Бертран макнул в горчицу кусочек свинины.
— Ее имени еще никто не назвал, но, насколько я слышал, считают, что изнасилование имело место. Ее имя пытаются выяснить, чтобы доставить ее к судье.
Бертран, нахмурившись, многозначительно смотрел на Далтона, пока не убедился, что тот понимает, о ком идет речь.
— Люди боятся, что это не только правда, но и что изнасиловали ее те же, кто убил Клодину. Опасаются, что одни и те же преступники уже совершили два преступления и на этом не остановятся.
Бертран сунул кусок свинины в рот. Стейн, медленно жуя хрустящую говядину, внимательно прислушивался к разговору со всевозрастающим отвращением. Уж он бы наверняка быстро со всем разобрался с помощью меча. Далтон бы тоже так поступил, будь все так просто.
— Именно поэтому преступление должно быть раскрыто. — Хильдемара снова придвинулась ближе. — Люди должны знать, кто виноват.
Отдав недвусмысленный приказ, она выпрямилась на стуле.
— Я знаю тебя, Далтон, — сжал Бертран плечо помощника. — И знаю, что ты просто не хочешь раньше времени заявлять о раскрытии преступления из присущей тебе скромности, но также знаю наверняка, что ты его уже раскрыл и вскоре объявишь имена убийц. Причем до того, как люди затравят несчастную хакенскую девочку и потащат ее к судье. После того, что ей совершенно очевидно пришлось пережить, было бы несправедливо подвергать ее еще большим унижениям.
Никто этого не знал, но Далтон уже уговорил Несана столкнуть камешек с горы. Однако теперь он ясно видел, что придется ему самому пнуть этот камень, причем в совершенно другом направлении.
Сидевший рядом с Хильдемарой Стейн с отвращением отшвырнул кусок хлеба.
— Хлеб горелый!
Далтон вздохнул. Этому типу явно нравятся грубые выходки. Он терпеть не может, когда его не замечают, и как ребенок выкидывает всякие фокусы, чтобы привлечь внимание. А они исключили его из разговора.
— На кухне возникли кое-какие неприятности с печами, — сообщил Далтон. — Если вам не нравится поджаристый хлеб, срежьте подгоревшую корочку.
— У вас неприятности с ведьмами! — рявкнул Стейн. — А вы рекомендуете срезать корочку! Так вы решаете все сложности?
— У нас неприятности с печами, — сквозь зубы процедил Далтон, быстро оглядывая зал, чтобы проверить, обращает ли кто-нибудь внимание на имперца.
Несколько женщин, сидевших слишком далеко, чтобы что-то расслышать, строили Стейну глазки.
— Возможно, что-то с вытяжкой. Завтра мы все поправим.
— Ведьмы! — повторил Стейн. — Это ведьмы своим колдовством сожгли здесь хлеб. Всем известно, что, если поблизости есть ведьма, она не удержится, чтобы не сжечь хлеб!
— Далтон, — прошептала Тереза, — он разбирается в магии. Может, ему известно что-то, чего не знаем мы.
— Он просто суеверный, вот и все, — улыбнулся Далтон жене. — Насколько я знаю Стейна, он просто над нами издевается.
— Я могу помочь вам их обнаружить. — Стейн, откинувшись на стуле, принялся чистить ножом ногти. — В ведьмах я разбираюсь. Скорее всего именно ведьмы убили ту женщину и изнасиловали другую. И я найду их для вас, раз уж вы сами не можете. Еще один скальп на плаще мне не помешает.
Швырнув салфетку на стол, Далтон извинился перед женой, встал, обошел министра с Хильдемарой и, подойдя к Стейну, наклонился к его уху. От имперца воняло.
— У меня есть особые причины вести дело так, как я считаю нужным, — прошептал Далтон. — Следуя моим планам, мы заставим эту лошадь пахать наше поле, везти нашу карету и тащить бочку с водой. Если бы мне просто захотелось конины, мне не понадобилась бы твоя помощь. Я бы сам ее зарезал. Поскольку я уже предупреждал тебя, чтобы ты думал, прежде чем говорить, а ты явно не внял предупреждению, то позволь мне объяснить так, чтобы ты наконец понял.
Стейн ухмыльнулся, демонстрируя желтые зубы, а Далтон наклонился к нему еще ближе.
— Эта неприятность отчасти возникла из-за тебя и благодаря твоему неумению изящно воспользоваться тем, что дается тебе добровольно. Ты предпочел силой взять девушку, которая вовсе себя не предлагала. Я не могу изменить того, что произошло, но если ты еще хотя бы раз не вовремя откроешь рот с целью произвести сенсацию, я лично перережу тебе глотку и отошлю твою голову твоему императору в корзине. И попрошу прислать кого-нибудь, у кого мозгов побольше, чем у похотливой свиньи.
Далтон прижал кончик зажатого в руке кинжала к подбородку Стейна.