— Под вашим мудрым руководством нам это удастся, — с искренним энтузиазмом заявила Тереза, пока Далтон жевал баранину.
— Спасибо за поддержку, дорогая. — Бертран наклонился еще ближе к Далтону и понизил голос. — Я слышал, что Суверен, возможно, болен.
— Правда? — Далтон слизнул с пальцев мятное желе. — Болезнь серьезная?
Бертран с фальшивой печалью покачал головой.
— Мы не знаем.
— Мы будем за него молиться, — сказала Тереза, тщательно выбирая кусочек перченой говядины. — И за бедного Эдвина Уинтропа.
Бертран улыбнулся.
— Вы очень добросердечная и заботливая женщина, Тереза. — Он уставился на лиф ее платья, будто желал разглядеть за низким декольте доброе сердце. — Если я когда-нибудь заболею, мне больше всего хотелось бы, чтобы за меня молила Создателя столь благородная женщина, как вы. Наверняка его сердце растает от ваших нежных слов.
Тереза просияла. Хильдемара, грызя кусочек груши, задала мужу какой-то вопрос, и он повернулся к ней. Стейн, наклонившись к ним обоим, заговорил на какую-то интересующую его тему. Но когда слуга принес блюдо с поджаренной говядиной, все трое уселись прямо.
Стейн взял пригоршню хрустящих кусочков, Далтон тем временем снова глянул на Директоров, по-прежнему увлеченных разговором. Оглядев противоположный стол, он встретился взглядом с Франкой Ховенлок. Выражение ее лица сказало ему, что она не может услышать, о чем говорят Директора. Далтон не знал, что случилось с ее волшебным даром, но это становилось серьезной помехой.
Слуга протянул министру серебряное блюдо. Бертран взял несколько кусочков свинины. Подошел следующий прислужник, предлагая ягнятину с чечевицей, которую любила Хильдемара. Виночерпий, прежде чем двинуться дальше, наполнил все бокалы на верхнем столе. Министр собственническим жестом обнял Хильдемару за плечи и что-то зашептал ей на ухо.
В зал вошел слуга с корзиной хлеба и отнес на сервировочный столик, где хлеб должны были нарезать и разложить на серебряные блюда. Со своего места Далтон не видел, все ли в порядке с хлебом. Изрядное количество выпечки было сочтено неподходящим для пира и списано для раздачи бедным. Остатки пира, обычно в большом количестве, всегда раздавались беднякам.
У мастера Драммонда нынче днем при выпечке хлеба возникли какие-то неприятности. Что-то там связанное с «взбесившейся» плитой, как описал происшедшее шеф-повар. Одна из женщин сильно обгорела, прежде чем с плитой разобрались. У Далтона имелись более серьезные неприятности, чем сгоревший хлеб, так что он не стал особо вникать в подробности.
— Далтон, — вновь переключил министр свое внимание на помощника, — вам удалось обнаружить какие-либо улики по делу об убийстве Клодины Уинтроп?
Сидевшая по другую сторону от министра Хильдемара, казалось, весьма заинтересована услышать ответ Далтона.
— Я веду расследование в нескольких многообещающих направлениях, — спокойно ответил Далтон, — и надеюсь вскоре довести следствие до конца.
Им, как всегда, приходилось тщательно выбирать выражения, беседуя во время пиров, дабы не давать лишней пищи для размышлений возможным слушателям. Помимо Франки, на пиру запросто могли присутствовать и другие слухачи, у которых не возникло никаких затруднений с их талантом. Далтон, не говоря уж о Бертране с женой, нисколько не сомневался, что Директора вполне способны прибегнуть к услугам обладателей волшебного дара.
— Ну, видишь ли, штука в том, что, по словам Хильдемары, кое-кто начинает поговаривать, будто мы недостаточно серьезно занимаемся этим делом, — сообщил Бертран.
Далтон начал было приводить доказательства обратного, но Бертран жестом остановил его и продолжил:
— Конечно, это не правда. Я точно знаю, как усиленно ты трудишься, чтобы обнаружить преступников.
— Днями и ночами, — включилась в разговор Тереза. — Могу заверить вас, министр Шанбор, что Далтон последнее время почти глаз не смыкает, настолько усиленно он работает с того самого дня, как была убита несчастная Клодина.
— Ах да, я это знаю. — Хильдемара, перегнувшись через мужа, демонстративно, специально для Терезы и присутствующих, потрепала Далтона по руке. — Я знаю, как усиленно трудится Далтон. Все очень высоко ценят его усилия. Мы знаем, сколь многих он уже опросил в поисках информации. Просто дело в том, что некоторые начинают задаваться вопросом, увенчаются ли все эти усилия успехом и отыщутся ли виновные. Люди боятся, что убийцы до сих пор бродят среди них, и желают скорейшего завершения следствия.
— Вот именно, — кивнул Бертран. — А мы больше кого бы то ни было жаждем, чтобы убийство было раскрыто, дабы успокоиться, что наш народ снова может спокойно жить.
— Да, — глаза Хильдемары холодно сверкнули, — убийство должно быть раскрыто.
Не услышать ледяной приказ в ее тоне было просто невозможно. Далтон не знал, сообщила ли Хильдемара Бертрану о том, что она приказала сделать с Клодиной, но это и не имело для него особого значения. Он покончил с поручением этой бабы и двинулся дальше. И он совсем не возражал, если она уберет за ним мусор и нейтрализует любые возможные неприятности.
Далтон ждал, что рано или поздно министр с женой утомятся от жалоб, причем раньше, чем народу надоест обсуждать убийство высокопоставленной дамы из поместья. И предосторожности ради уже состряпал несколько вариантов действия на этот случай. Теперь же походило на то, что он вынужден запускать свои планы в действие.
Первоначальной задумкой было просто выждать, поскольку Далтон нисколько не сомневался: разговоры вскоре прекратятся и всю эту историю благополучно забудут. Или станут лишь изредка поминать с легким налетом скорби, а то и вовсе просто сплетничать. Но Бертран желал выглядеть полным совершенством, не допускающим недоработок в чем бы то ни было. И усилия, которые требовались от других для сохранения этого образа, министра мало трогали. А Хильдемаре и вовсе было наплевать. Однако их нетерпеливость могла стать опасной.
— Я не меньше других хочу, чтобы убийцы были найдены, — произнес Далтон. — Однако как законник я связан данными мною клятвами соблюдать закон и обязательствами найти истинного виновника и не могу просто взять и ложно обвинить первого попавшегося лишь для того, чтобы удовлетворить общественное мнение. Я помню, как вы когда-то предостерегали меня от подобных действий. — Последняя фраза предназначалась специально для посторонних ушей.
Увидев, что Хильдемара готова возражать против малейшей отсрочки, Далтон тихо добавил не без толики черного юмора:
— Было бы не только не правильным торопиться и ложно обвинять невинных, необходимо еще учитывать вариант, что мы их поспешно обвиним и приговорим, а Мать-Исповедница вдруг пожелает принять исповедь и обнаружит, что мы приговорили невиновных. И тогда наша некомпетентность вполне справедливо станет очевидна не только Матери-Исповеднице, но также Суверену и Директорам.