Против «мессеров» и «сейбров» - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Крамаренко cтр.№ 37

На подмогу первой эскадрилье была поднята наша, третья эскадрилья полка, находящаяся под командованием Героя Советского Союза майора Александра Васько. Была дана команда направиться прямо к месту боя, и мы, не набрав высоты, на малой скорости подошли к месту боя, находясь ниже всех. Здесь на нас навалилась еще одна подошедшая группа «Сейбров» в количестве 20 машин. У нас было только 8 самолетов – это в два с половиной раза меньше. Но хуже всего было то, что «Сейбры» атаковали нас сверху. Идя справа-сзади, за командиром эскадрильи майором Васько, я услышал слова, кажется, Бориса Рейтаровского: «Сзади „Сейбры“!» Оглянувшись вправо, я увидел, что сверху-сзади на его пару пикирует звено «Сейбров». Дав ему команду: «Борис, разворот вправо!», – я сам резко развернулся и открыл огонь по пикирующим «Сейбрам». Те резко вышли из пикирования и ушли вверх. В этот момент, посмотрев на своего ведомого (а им был старший лейтенант Вердыш), я увидел, что его сверху также атакует четверка «Сейбров». Сделав резкий разворот, чтобы отбить их атаку, я увидел, что опоздал, – один из «Сейбров» открыл огонь, и трасса попала в самолет Вердыша. Так как после атаки «Сейбр» стал уходить вверх, то я сразу оказался сзади него и, открыв огонь, видимо, подбил его, так как из самолета пошел сизый дым, и он резко ушел вниз, в сторону моря.

Оставив его, я сразу же развернулся и увидел, что оставшаяся тройка «Сейбров» преследует Вердыша и уже сблизилась с ним до дистанции открытия огня. Однако в этот момент самолет Вердыша описал что-то вроде «бочки» и оказался внизу и сзади этой тройки и открыл по ним огонь, после чего «Сейбры», увидев летящую трассу, резко развернулись и ушли в сторону моря со снижением. Я попытался догнать их, но, выйдя к морю, был вынужден прекратить погоню.

В этом бою у самолета Вердыша был поврежден двигатель, и он садился с неработающим двигателем. Гидросистема «МиГа» была перебита тоже, и Вердышу пришлось садиться без шасси, на фюзеляж. К счастью, посадка произошла в пределах аэродрома, самолет не загорелся и не разрушился, и мой ведомый остался жив.

Пара Бориса Рейтаровского была вторично атакована «Сейбрами», его самолет был также подбит, и двигатель остановился. Он также сел без двигателя на аэродром, но несколько промазал и выкатился за ВПП, повредив свою машину.

В целом итог этого боя был печальным. Мы потеряли летчика и три самолета. Произошедшее доходчиво показало нам, что нельзя вести бой против «Сейбров», не обеспечив себя скоростью и высотой. Это означает подставлять свои «МиГи» под расстрел пулеметов «Сейбров», которые, используя свое численное превосходство и имея преимущество в скорости и высоте, получают полную свободу действий и легко атакуют и поражают наши самолеты! Надо сказать, что этот бой очень напоминал воздушные бои первых лет Отечественной войны, когда «мессершмитты», используя свое преимущество в скорости и высоте, легко атаковывали и сбивали наши самолеты, прикрывавшие наши войска или группы штурмовиков и поэтому летавшие на малых высотах и малых скоростях.

В следующие дни мы несколько раз вылетали на отражение налетов многочисленных групп штурмовиков F-84 и F-80, но при нашем приближении эти группы немедленно прекращали штурмовки и быстро уходили к морю, за береговую черту, – залетать туда нам было категорически запрещено. Однажды Лазутин со своим ведомым попытался было их преследовать, но, оказавшись над морем, прекратил преследование, развернулся и присоединился ко мне.

Здесь необходимо сказать, что нашим 50 самолетам, хотя и прекрасным МиГ-15, противостояли три воздушные армии – свыше 2000 боевых самолетов, а также несколько американских и английских авианосцев, на которых было еще свыше 1000 самолетов. Ясно, что воевать против такой мощи было чрезвычайно трудно. Нас спасали изумительные летно-тактические данные наших «МиГов», мастерство наших летчиков, а также то, что главной задачей американцев было одно: сбросить бомбы или выпустить ракеты и после этого вернуться живыми на свои аэродромы. Нам рассказывали, что их летчикам было необходимо выполнить какое-то количество таких вылетов (кажется, сто), после чего они получали за это значительное вознаграждение и возвращались домой, в Соединенные Штаты.

Видимо, поэтому нашим командованием было принято решение не маскировать защитной окраской наши истребители, а, как ни странно, сделать их более заметными. Дело в том, что фюзеляж и крылья «МиГа» изготавливались из серебристого алюминия и покрывались бесцветным лаком, поэтому они были видны на десятки километров, особенно при ярком солнце, когда солнечные лучи отражались от самолетов как от зеркал. В результате американские летчики своевременно замечали появление наших самолетов и поспешно уходили за береговую черту. А так как целью их штурмовок были железная и шоссейная дороги, проходившие всего в нескольких десятках километрах от моря, то наши истребители обычно видели только хвосты удиравших американцев. Заходить же в море нам категорически запрещалось потому, что хотя и истребители МиГ-15, и летчики были советскими, но Советский Союз официально не участвовал в войне. Советские дипломаты категорически отрицали участие советских летчиков в войне в Корее – и это работало: американцы также не объявляли, что в Корее воюют русские.

Именно поэтому мы, советские летчики, летали на советских «МиГах» с корейскими опознавательными знаками (два круга вокруг красной звезды), носили китайскую военную форму и даже сначала вели радиопередачи в воздухе на корейском языке! Для этого мы почти два месяца учились подавать команды в воздухе на корейском языке, а для подсказки держали на правом колене планшет с командами на русском и корейском языках. Надо сказать, что во время учебных полетов дело с подачей команд на корейском языке обстояло более или менее благополучно. Тогда имелось время посмотреть на планшет и подать команду: «Разворот вправо» или «Разворот влево». Но когда дело дошло до боевых действий и до гибели порой оставались секунды, все корейские команды моментально улетучивались и весь радиообмен шел исключительно на русском языке. Американские средства радиоперехвата, конечно, все записывали, но радиообмен не был доказательством. Мало ли чего можно наговорить!

Самое удивительное, что американское командование, зная, что в Корее воюют советские летчики, не сообщало об этом ни своим летчикам, ни журналистам. Для обвинения Советского Союза во вмешательстве в войну в Корее нужны были более веские доказательства – пленный советский летчик, техник, любой русский солдат. Видимо, именно поэтому приказом командования нам категорически запрещалось не только залетать на море, но и приближаться к линии фронта. Ведь самолет мог быть сбит, а выбросившийся на парашюте и упавший в море или на землю летчик мог в таком случае быть подобран американскими спасательными командами, которые были очень мобильны и успевали попасть в любое место Кореи. Поэтому почти все воздушные бои проходили только над территорией Северной Кореи, и все сбитые советские летчики, выбрасывавшиеся из самолетов, опускались на землю, которую они защищали, – после этого китайские или корейские солдаты подбирали их и доставляли на аэродром. В то же время никаких документов, удостоверяющих, что мы советские летчики и помогаем корейской армии защищать свою страну, у нас не было. Правда, на наших тужурках были нарисованы китайские иероглифы, свидетельствующие, что мы принадлежим к Китайской Народной Армии. Но большинство корейцев, как и мы, никак не могли прочитать эти надписи. Поэтому доказать спустившимся на парашютах нашим летчикам, что они не американцы, было довольно трудно.