Неудержимая. Моя жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Мария Шарапова cтр.№ 39

В Уимблдоне в раздевалках есть что-то вроде дежурного. Женщина сидит в помещении и готова помочь вам с вашими проблемами. Она может выстирать или зашить вашу форму и так далее. Мне было очень неудобно, но я принесла ей свою кроссовку.

– Я наступила на собачье дерьмо, – объяснила я, – и теперь не знаю, что мне делать. Мне нужна эта пара. У вас есть шланг или что-то в этом роде?

– Без проблем, – ответила женщина. – Это Уимблдон. Такое случается достаточно часто.

Я вернулась к своему шкафчику и стала переодеваться, роясь в сумке в поисках запасной пары кроссовок. Когда я вышла из раздевалки, ко мне подошел старик, отвечавший за функционирование помещений. У него не было нескольких передних зубов, но при этом он улыбался. Говорил он с каким-то провинциальным акцентом.

– Привет, Мария. Слышал, вы кое на что наступили на лужайке.

– Именно, – простонала я. – Я наступила на собачье дерьмо.

– Это не собачье дерьмо, – возразил старик. – Я хорошенько его рассмотрел. Это дерьмо лисицы!

– Боже! – воскликнула я. – Да это просто ужасно.

– Нет, – ответил он со смехом. – Как раз наоборот. Это очень здорово! Лисье дерьмо означает, что вам очень повезет. Очень! Может быть, это даже значит, что вы выиграете турнир.

Это был первый намек на то, что на этот раз Уимблдон будет для меня особенным.

Неделя перед первым матчем была долгой и несложной. Если ты хочешь подойти к большому турниру со спокойной душой, то тогда долгие часы, когда ты ничего не делаешь, или читаешь, или убиваешь время со своей командой, становятся важным этапом твоей подготовки. Другими словами, несмотря на мои тяжелые тренировки, я поняла, что ничего не делать – это так же важно, как делать все.

Практически каждый вечер мы ели в одном и том же тайском ресторане. В том самом, куда мы направились вечером того дня, когда я огорчила Елену Докич в прошлом году и который с тех пор стал для нас символом удачи. В мире нет более суеверных людей, чем спортсмены, в тот период, когда они выигрывают. Дошло до того, что мы перестали смотреть в меню. Заказывали по номерам. Я всегда заказывала № 8 и № 47 – блинчики с овощами и говядину на сковороде с луком. На гарнир я заказывала № 87 – жареный рис.

В ту неделю я почти все свое время проводила со своей командой – с отцом, с инструктором Марком Веллингтоном и тренером Маурицио Хададом. Мария и ее мужчины! Мы настолько расслабились, что стали играть в игры и делать ставки, те, что обычно делаешь, когда не имеешь реального шанса выиграть. Например, ставку, которую я назвала «пари на лысину». Однажды мы шли на тренировку, и вдруг я ни с того, ни с сего предложила:

– Давайте заключим сделку. Если я выиграю, вам, ребята, придется побриться налысо.

Их первая реакция было: «Ни за что на свете!» А потом мой тренер сказал:

– Хорошо. Но если ты не выиграешь…

– А вот это уже нечестно, – прервала я его прежде, чем он смог продолжить. – Вы же знаете, что я никогда не выиграю.

Какое-то время все шли молча, размышляя.

– Знаешь что, Мария? – сказал, наконец, мой тренер, – если ты выиграешь этот турнир, выиграешь Уимблдон, мы побреемся везде, даже сама-знаешь-где.

Все согласились с ним. Они об этом забыли. А я нет.

Мне было семнадцать лет. Я выросла в мире тенниса, стала взрослой в профессиональных турне. Моя жизнь только начиналась, но я чувствовала себя так, как будто мне было сто лет – так много уже успело случиться со мной, столько приключения я уже пережила, столько кризисов, взлетов и падений, столько поворотов колеса фортуны. Я уже успела наиграться в теннис, нанести удары по бессчетному количеству мячей, побывать в стольких городах и весях. Именно поэтому иногда теннисистка в двадцать девять лет может выглядеть самым старым человеком на земле. Она уже прожила большую часть своей жизни, была юной, потом зрелой, а потом дожила до момента «убирайся с корта, ты слишком стара». Профессиональная спортсменка в жизни умирает два раза. Естественной смертью, как и все остальные в конце жизни, а еще в тот момент, который находится гораздо ближе к моменту ее рождения, когда она теряет ту единственную жизнь, которую знает.

Ну а во всем остальном я была типичным тинейджером. Девочкой, которая превращалась в женщину и совсем не была к этому готова. В тот год на Уимблдоне я впервые поняла, что я, наверное, хорошенькая. Мне об этом никто не говорил, и я не заметила в себе ничего нового. Но эти взгляды, которыми смотрели на меня другие мужчины, даже те, которые казались мне жутко старыми…

Несколькими годами позже я написала об этом в своем дневнике. Вот прямая цитата из него без всяких комментариев:

Неожиданно все эти двадцатипятилетние мужики стали на меня пялиться – приходится притворяться глухой и слепой. Не могу понять, на что они смотрят. Я вынуждена прятать свои светлые волосы и длинные ноги. И, вы только послушайте меня, это не помогает. Ничего не помогает, и нет никакого выхода. Самое безобидное – это когда они указывают на меня пальцем и кричат: вон Шарапова, и все кругом замирают. Может быть, я и преувеличиваю, но я чувствую это именно так. Наверное, они слишком возбуждены, чтобы прятать свои чувства, но послушайте, мне ведь только семнадцать.

Не успела я оглянуться, как неделя закончилась, и вот я уже в раздевалке готовлюсь к первой игре. Утром небо было безоблачным, но сейчас поднялся ветер и заморосил дождь. В этом главная опасность Уимблдона. Если тебя не достанет Серена Уильямс, то погода достанет точно. Я приготовилась к длительному ожиданию – мой матч был назначен после мужского поединка, и никто не мог сказать, сколько они будут играть. Но так как они играют до трех побед в пяти сетах, то можно было догадаться, что ждать придется долго. Естественно, что эти ребята стали разыгрывать пятый сет – никто в этом не сомневался, – потому что в мужском теннисе логика отсутствует полностью. Зачем мучиться и играть первый сет, когда точно знаешь, что придется играть пятый? Сначала я завелась, но потом оказалось, что это даже к лучшему, потому что именно во время этого ожидания я нашла свое любимое место в Уимблдоне – раздевалку «только для членов клуба». Да-да, раздевалку которая мне, наконец, понравилась!

Разогревшись и перекусив, я отправилась в раздевалку, потому что помещение для игроков на Уимблдоне напоминает зоопарк: родители, агенты, журналисты и масса других непонятных личностей. В раздевалке было только две скамейки, и я уселась на одной из них и бездельничала целый час. Мария Кириленко тоже ждала начала своей игры, так что мы поболтали и порешали русский кроссворд, который она принесла с собой. Пока мы ждали, мы съели по три чашки клубники, но без сливок. Сливки слишком тяжелая еда перед игрой. Время тянулось медленно, очень медленно. Наконец нам все это надоело, и мы вернулись в помещение для игроков, чтобы посмотреть, что там происходит. Мы нашли свободную скамейку и уселись, наблюдая за окружающими. Рядом села Линдсей Дэвенпорт и заговорила с нами.

Линдсей – высокая американка, теннисистка из первой десятки рейтинга, с одним из самых мощных ударов среди всех спортсменок. Она работала с Робертом Лансдорпом до меня. Во многом именно потому, что мой папа всегда восхищался ее игрой и заметил ее схожесть с моей, он и стал разыскивать Лансдорпа. Из-за этого между нами установилась какая-то связь. Линдсей заговорила со мной доверительным, почти таинственным голосом. После того, как мы обменялись обязательными фразами, касающимися этой «ненормальной английской погоды», она наклонилась поближе и поинтересовалась, нет ли у меня своей собственной секретной стратегии.