Эльса смотрела на газету, кружившуюся на ветру, и думала о том, что в этом вся бабушка. С недавнего времени ничто так не злило ее, как бабушкины штучки.
– Туда или сюда?
Голос вспыхнул в темноте, будто факел. Эльса обернулась. Первый порыв был броситься ему в объятия, но Эльса сдержалась, боясь, что он может отреагировать так же, как Волчье Сердце.
Альф засунул руки в карманы, куртка скрипнула, и он посмотрел на дверь:
– Туда или сюда? Подумай о других, не ты одна любишь, твою мать, прогуляться перед сном.
Эльса с ворсом нерешительно посмотрели на Альфа. Тот, что-то ворча себе под нос, шагнул вперед и открыл дверь в подъезд. Эльса с ворсом не отставали ни на шаг, хотя он и не звал их с собой. Повернув за угол и отойдя на приличное расстояние от окна Кента и Бритт-Мари, ворс попятился в кусты и зарычал так учтиво, будто давал понять, что ему надо поработать в тишине и спокойствии. Они отвернулись. Ворс в кустах вздохнул с облегчением. Кожаная куртка поскрипывала, а ее обладатель, судя по всему, не выражал особых восторгов от непрошеных спутников. Эльса кашлянула, пытаясь выдумать подходящую тему для разговора, чтобы Альф не ушел.
– Как там твоя машина? – спросила она, потому что слышала, как папа задавал этот вопрос, когда хотел поддержать беседу.
Альф кивнул. И все. Эльса шумно вздохнула.
– Что сказал аудитор? – спросила она в надежде, что Альф начнет возмущаться, как это обычно бывает на встречах жильцов.
Эльса давно заметила, что люди охотнее говорят о том, что им не нравится, чем наоборот. А если кто-то в темноте разговаривает – не важно, о чем, – то уже не так страшно. Когда она задала свой вопрос, в уголке рта у Альфа вздрогнула небольшая складка. Прежде такого с ним не случалось.
– Этот гребаный аудитор сказал, что владельцы решили продать гребаные квартиры в собственность, если все гребаные жильцы этого дома не будут возражать и придут к согласию.
Эльса внимательно смотрела на складку в уголке рта.
– Это хорошо или плохо?
Альф бросил на нее довольный взгляд:
– Мы разве не в одном доме живем? Скорее решится гребаный конфликт в Палестине, чем жильцы нашего дома хоть в чем-то придут к согласию.
Эльса поняла, о чем говорит Альф, она читала про Палестину в «Википедии». И догадалась, что под «жильцами» Альф подразумевает маму и Бритт-Мари.
– То есть если все жильцы дома станут собственниками, они захотят продать свои квартиры?
Складка в уголке рта исчезла, и лицо Альфа вернулось к первоначальному состоянию.
– Захотят не захотят, не в этом дело, черт побери. Им просто придется.
– Почему?
– Элитный район. Дорогие квартиры. У большинства жильцов нет средств, чтобы потом расплатиться с гребаным кредитом.
– Тебе придется переехать?
– Возможно.
– А маме с Джорджем?
– Откуда я знаю?!
Эльса задумалась.
– А Леннарт и Мод?
– Вопросы из тебя так и сыплются.
– Что ты здесь делаешь, если не хочешь со мной разговаривать? – пробурчала Эльса.
Куртка Альфа скрипнула в направлении сидящего в кустах ворса.
– Что, уже погулять спокойно нельзя, твою мать? Вы сами за мной увязались.
Эльса сделала бровки домиком.
– Тебе никто не говорил, что ты слишком много ругаешься? Папа считает, это свидетельствует о бедном словарном запасе!
Альф посмотрел на Эльсу. А Эльса на Альфа. В кустах зашуршал ворс. Альф перевел взгляд на часы, потом сунул руки в карманы куртки.
– Леннарт и Мод переедут. Девушка с мальчиком с гребаного нижнего этажа, наверное, тоже. Про чертову психологиню, у которой ты вчера побывала, понятия не имею. У нее небось гребаная куча денег, у этой греб…
Альф осекся. Он пытался взять себя в руки как мог.
– У этой женщины. У нее наверняка… куча денег, у этой… женщины, – ему приходилось взвешивать каждое слово.
– Что об этом думала бабушка?
В уголке рта у Альфа снова мелькнула складочка.
– Обычно ее мнение было противоположным тому, что считала Бритт-Мари.
Эльса рисовала ботинком на земле маленького снежного ангела.
– Может, это и хорошо? Если у всех будет право собственности, они смогут переехать куда захотят.
– Нам и здесь хорошо. У нас все прекрасно. Это, черт побери, наш дом.
Мимо пронеслась газетенка, которую Эльса видела в окно подъезда. А может, уже другая. На секунду она застряла у нее в ногах, потом умчалась дальше, будто маленькая и злобная морская звезда. От этого внутри у Эльсы снова вскипела ярость. При мысли о том, на что была способна бабушка только ради того, чтобы ей в ящик не клали бесплатных газет. Эльса ужасно злится, потому что в этом вся бабушка. Она ведь делала это ради Эльсы. Типично для нее. Все ради Эльсы.
Сама-то бабушка любила эти газеты, она сминала их и клала в ботинки после дождя. Но однажды Эльса прочитала в интернете о том, сколько деревьев уходит на то, чтобы изготовить бумагу для одной-единственной газеты, и сделала таблички для почтовых ящиков мамы и бабушки, потому что Эльса фанат экологии. Но газеты все равно клали им в ящики, а когда Эльса звонила в редакции, там лишь смеялись. А зря. Над бабушкиной внучкой смеяться опасно.
Бабушка ненавидела экологию, но была человеком, с которым можно пойти в разведку. И ради Эльсы она могла стать террористом. И за это Эльса больше всего злилась на бабушку, потому что не хотела ее прощать. За все остальное. За ложь, и за то, что она оставила маму, и за то, что она умерла. Но до чего сложно злиться на того, кто ради тебя готов был стать террористом. Эльса понимала, что злиться не следует, и от этого становилась все злее и злее.
На бабушку даже разозлиться как следует невозможно. Даже в этом она не похожа на нормальных людей.
Эльса молча стояла рядом с Альфом и моргала так, что заболели виски. Альф делал вид, будто ему на все наплевать, но Эльса заметила, как он посматривает в темноту, будто что-то ищет. Он смотрел по сторонам, как это делают Волчье Сердце и ворс. Как будто он тоже ее охранял. Эльса присмотрелась к Альфу, пытаясь определить его место в бабушкиной жизни, вставить его туда как пазл. Бабушка не особенно много о нем говорила, но любила повторять: «этот парень не может оторвать ноги от пола, у него подошвы стерты до дыр».
– Ты хорошо знал мою бабушку?
Куртка скрипнула.
– Что значит хорошо? Мы, твою мать, были соседями. Вот и все.
– Тогда что ты имел в виду, когда приехал за мной на такси? Почему ты сказал, что бабушка тебе никогда бы не простила, если бы ты оставил меня?