Гамсун. Мечтатель и завоеватель - читать онлайн книгу. Автор: Ингар Слеттен Коллоен cтр.№ 91

Гамсун сейчас писал снова как в юности и при этом все же отослал из родного дома старшего сына, точно так же, как отослали его самого почти пятьдесят лет тому назад.

Скучная и надоедливая старческая болтовня?

Осенью 1927 года Гамсун наконец смог выпустить свою первую за четыре года книгу. Никогда раньше у него не уходило на создание книги столь много времени. При этом он доверительно посетовал Кёнигу: как бы его книга не оказалась просто нескончаемо скучной и надоедливой старческой болтовней ^[335].

Холодный прием предыдущей книги, очевидно, и привел к тому кризису, который потребовал лечения у доктора. Приговор ведущих рецензентов «Последней главы» был таков, что волшебные звуки его флейты больше не греют.

Гамсун с нетерпением ожидал, что предыдущий рецензент Сигурд Хёль напишет про «Бродяг». И Хёль сделал это незамедлительно. По его мнению, в этой книге такое же множество персонажей, как и в «Местечке Сегельфосс», такой же спокойный эпический стиль, как в «Плодах земли», но персонажи здесь гораздо более живые во всех своих проявлениях и в малом, и в большом — таково было мнение Хёля. «Они излучают то же сияние, что и персонажи лучших книг Гамсуна, книг, написанных подлинным, безупречным мастером», — писалось в «Верденс Ганг». А датский писатель Том Кристенсен заявил, что Гамсун — единственный в Скандинавии писатель, которого можно считать пророком. Он имеет право на свои категорические суждения, потому что он подлинно великий художник ^[336].

Никому из рецензентов не пришло в голову обвинять писателя в том, что его острая общественная критика схематична и что его персонажи стали менее убедительными. Может, это как раз благодаря психоаналитическому лечению, которое он прошел?

Гамсун и Стрёмме обсуждали вопрос о том, что Гамсуну следует стремиться стать более гибким и раскованным. Такой вывод сделал доктор, проанализировав тот самый сон, который Гамсун рассказал ему. Тот сон, в котором был туго спеленутый младенец, который не мог пошевелиться. Психоаналитик разъяснил ему, что здесь речь идет отчасти о самом Гамсуне. При этом он обратил особое внимание и на другой сон пациента: он находится в каком-то доме. Вдруг приходят цыгане. Один из них стучится в окно, чтобы его впустили, ведь он пришел отнюдь не за подаянием, он хочет сообщить им нечто очень важное. Войдя в дом, цыган вонзает ему в горло булавку, причем только для того, чтобы посмотреть, как долго он сможет выдержать боль. При этом цыган сохраняет невозмутимое выражение лица. Один человек, к которому Гамсун относился с уважением и доверием, вызвался помочь выгнать цыгана из дома. Они нашли большие железные палки, и тут, к большому его удивлению, его помощник вступил в какие-то переговоры с цыганом. А дальше, как вспоминает Гамсун, он сам начал царапать свою ногу булавкой, и вдруг она входит в ногу. Он пытается ее вытащить, но это ему не удается. А потом она как-то сама собой выходит из ноги ^[337].

Такой сон просто клад, истинная находка для психоаналитика. И откровение для пациента.

Ведь здесь, в этом сне встречаются и сталкиваются противоборствующие силы. Вечный странник — и собственник, живущий на принадлежащей ему земле. Беспорядочное и упорядоченное. Поэт против крестьянина. Фантазия против здравого смысла. Творчество против дипломатии.

Встреча с доктором, специалистом по нервным болезням, стала для Гамсуна столь же судьбоносной, как в дни его молодости соприкосновение с литературной средой, настроенной на изучение психологии. Без знакомства с научными изысканиями в области психологии во второй половине XIX века Гамсун вряд ли сумел бы внести свой неоспоримый вклад в мировую литературу, создав шедевры — «Голод», «Мистерии» и «Пана». Без дальнейшего знакомства с последними достижениями науки о человеческом сознании, как это произошло после его встречи с психоаналитиком доктором Стрёмме, возможно, «Последняя глава» могла стать его последней книгой.

Доктор сумел убедил Гамсуна в том, что он должен прежде всего примириться с самим собой. Он разъяснил пациенту сущность его сновидений. Вот он не хочет пустить в дом цыгана, пытающегося сказать ему что-то важное, цыган причиняет ему вред, а потом он обращается к помощи другого человека — это все события его внутренней жизни, его душевные коллизии. Туго спеленутый младенец, цыган, которого не пускают в дом, булавка, которая постепенно сама собой выходит из ноги, — все это образы его самого, разные грани его личности.

Благодаря помощи доктора Стрёмме, который помог ему сосредоточиться на своем детстве и на взаимоотношениях с собственными детьми, Гамсун активизировал психологические ресурсы творческой личности, свою природную чувствительность и хранящиеся в памяти воспоминания о Нурланне. Анализируя сны Гамсуна, доктор открыл для пациента-писателя главное: самое ценное в его творчестве состоит в том, что оно несет в себе мощный заряд напряженности его внутренних противоречий, что и претворяется в противоречивость созданных им персонажей.

Попытки Гамсуна все более и более отгородиться от этого привели к тому, что напряжение ослабло, а вместе с этим понизился и его творческий потенциал. Жизнь, существование — это борьба, а жизнь писателя заключается в том, чтобы вести ближний бой с отдельными сторонами своей личности.

Когда пришли первые порывы вдохновения и более отчетливо стали проступать черты романа «Бродяги», он, вероятно, не мог не вспомнить то, что сказал однажды в одной из своих лекций:

Именно со сцены с шарманкой и начинается роман «Бродяги». Двое мужчин вразвалку бредут на север, оба смуглолицые, с жидкими седыми бородками, один из них несет на спине шарманку. В маленькой рыбацкой деревушке они обманывают всех кого не лень, порой в этом участвует и Анна Мария, бойкая молодая женщина, жена рыбака. Весь этот обман раскрывает подросток Эдварт, который хорошо учится в школе, но при этом не может избежать соблазна любви к взрослой, замужней женщине. От тоски по Ловисе-Маргерете он начинает бродяжничать. Опять звучит важная гамсуновская тема, известная по многим его предыдущим книгам: любовь как несчастье.