Цвет жизни - читать онлайн книгу. Автор: Джоди Пиколт cтр.№ 78

— Что ты, милая, я не читаю, когда моя внучка играет на этих конструкциях. Мой взгляд не отрывается от нее.

Я закатываю глаза:

— Что ты читаешь?

— Не помню название. Что-то про больную раком герцогиню и вампира, который предлагает сделать ее бессмертной. Видимо, этот жанр называется рвотная литература, — говорит мать. — Это для книжного клуба.

— Кто ее выбрал?

— Не я. Я не выбираю книги. Я выбираю вина.

— Последняя книга, которую я читала, называлась «Все какают», — говорю я, — так что, видимо, не мне судить.

Я откидываюсь на спинку, подставляя лицо послеобеденному солнцу.

Мама хлопает себя по коленям, и я растягиваюсь на скамейке во весь рост. Она играет с моими волосами, как делала раньше, когда мне было столько же, сколько Виолетте сейчас.

— Знаешь, что самое трудное, когда становишься мамой? — устало говорю я. — То, что у тебя никогда нет времени самой побыть ребенком.

— У тебя никогда нет времени, дочка, — отвечает мама. — А потом оглянуться не успеешь, как твоя девочка уже рвется спасать мир.

— Сейчас она просто лопает орешки, — уточняю я, протягивая руку за новой порцией. Раскусываю один орешек и тут же выплевываю. — Фу! Боже, я ненавижу бразильские орехи.

— Это бразильские? — спрашивает мама. — Они на вкус как грязные ноги. Это бедные пасынки орехового ассорти в жестяной баночке. Их никто не любит.

Неожиданно я вспоминаю, как меня примерно в возрасте Виолетты отправили к бабушке на День благодарения. Ее дом был забит моими дядюшками, тетушками и прочими родственниками. Мне ужасно понравились сладкий картофельный пирог, который испекла бабушка, и салфеточки на мебели, все разные, как снежинки. Но я старалась держаться подальше от дяди Леона, брата моего дедушки, который был слишком громким, слишком пьяным и который, норовя поцеловать в щеку, всегда попадал в губы. Бабушка в качестве закуски выставляла большую миску орехов, а дядя Леон брал на себя обязанности щелкунчика, колол их и раздавал детям: грецкие орехи, фундук, орехи пекан, кешью, миндаль, бразильские орехи. Вот только он никогда не называл их «бразильские орехи». Он поднимал сморщенный вытянутый коричневый орешек. «Продается палец ноги ниггера, — говорил он. — Кто хочет ниггерский пальчик?»

— Ты помнишь дядю Леона? — спрашиваю я, садясь. — И то, как он их называл?

Мать вздыхает:

— Да. Дядя Леон был своеобразным человеком.

Тогда я даже не знала, что означает это слово на букву «н». Я смеялась вместе с остальными.

— Почему ему никто ничего не говорил? Почему ты не закрыла ему рот?

Мама смотрит на меня сердито.

— Леон бы не поменялся.

— Да, пока у него были зрители. — Я киваю в сторону песочницы, где Виолетта рядом с маленькой черной девочкой разрезает палочкой песочный куличик. — Представь себе, что она, не зная, что это плохо, повторит то, что говорил Леон. Что, по-твоему, после этого будет?

— Тогда Северная Каролина не была похожа на место, в котором ты живешь сейчас, — говорит мама.

— Может, этого бы не было, если бы такие люди, как ты, не искали отговорок.

Как только эти слова слетают с губ, у меня становится паршиво на душе, потому что я знаю, что ругаю маму, когда в действительности хочу помучить себя. С юридической точки зрения я все еще знаю, что для Рут самый верный курс — избегать любого упоминания расового вопроса, но морально мне трудно с этим примириться. Что, если я поспешила очистить дело Рут от расового элемента не потому, что наша правовая система не сможет вынести этот груз, а потому, что родилась в семье, в которой шутки о черных были такой же праздничной традицией, как бабушкина фарфоровая посуда и пирожки с мясом? Господи, да моя мама выросла в доме с прислугой типа матери Рут, которая готовила, убирала, водила ее в школу и на детскую площадку, такую как эта.

Мама молчит так долго, что становится ясно: я ее обидела.

— В 1954 году, когда мне было девять лет, суд постановил, что пять чернокожих детей могут ходить в нашу школу. Я помню мальчика в моем классе, который говорил, что под пушистыми волосами они прячут рога. И учителя, который предупредил нас, что они могут попытаться украсть наши деньги на обед. — Она поворачивается ко мне. — Вечером, за день до того, как они должны были появиться в школе, мой папа провел собрание. Дядя Леон тоже был там. Люди говорили о том, как над белыми детьми начнут издеваться, как станет трудно учителям удерживать порядок на уроках, потому что эти черные не знают, как себя вести. Дядя Леон до того разозлился, что у него лицо побагровело и покрылось испариной. Он сказал, что не хочет, чтобы его дочь была подопытным кроликом. Они решили на следующий день устроить пикет возле школы, хотя и знали, что новые ученики будут заходить в школу под присмотром полиции. Мой папа поклялся, что больше не продаст судье Готорну ни одной машины.

Она начинает собирать орехи и кусочки яблока, запаковывает их.

— Битти, наша горничная, тоже была там в тот вечер. Подавала лимонад и пирожные, которые приготовила днем. В середине собрания мне стало скучно, я пошла в кухню и застала ее там. Она плакала. Я никогда раньше не видела Битти в слезах. Она сказала, что ее сын — один из тех пяти, кому разрешили учиться в школе. — Мать качает головой. — Я даже не знала, что у нее есть сын. Битти была с моей семьей еще до того, как я научилась ходить и говорить, и мне просто в голову не приходило, что она может принадлежать еще кому-то, кроме нас.

— И что было дальше? — спрашиваю я.

— Эти дети пришли в школу. Полиция провела их внутрь. Другие дети обзывали их ужасными словами. На одного мальчика плюнули. Я помню, как он со стекающей за белый воротник слюной прошел мимо меня, и я подумала: «Может, это и есть сын Битти?» — Она пожимает плечами. — Потом их стало больше. Они держались вместе, ели обеды и играли на переменках в стороне от всех. Мы тоже держались вместе. Особой десегрегации не получилось.

Мама кивает в сторону Виолетты и ее маленькой подруги, которые посыпают травой свои песочные пироги.

— С твоей точки зрения, Кеннеди, кажется, что нам еще идти и идти. Но с моей… — Она улыбается, глядя на девочек. — Я смотрю на них и удивляюсь, как много уже пройдено.

После Рождества и Нового года я начинаю работать за двоих, потому что Эд отправился с семьей отдыхать на Косумел. Я представляю в суде одного из клиентов Эда, который нарушил запретительный судебный приказ, поэтому решаю заглянуть в список дел к слушанию, чтобы узнать, какого судью назначили на дело Рут. Одним из типичных для адвокатов занятий является выяснение подробностей личной жизни судей: кто их супруги, богаты ли они, ходят ли в церковь по воскресеньям или только по большим праздникам, насколько они умны, любят ли они оперу, выпивают ли с прокурорами в свободное время… Мы собираем эти факты и слухи, как белки орехи на зиму, чтобы потом, увидев, кого ставят на дело, понимать, есть ли у нас шанс на победу.