Дочери смотрителя маяка - читать онлайн книгу. Автор: Джин Пендзивол cтр.№ 25

Я услышала, как мать засмеялась. Это не был счастливый, радостный или удовлетворенный смех. Он был грустным, полным сожаления и скорее напоминал вздох. Мне хотелось закрыть глаза и перестать слушать, но я не могла. Мои сонные глаза широко раскрылись, слух обострился. Я слышала тиканье часов на каминной полке, писк мыши под деревянным полом и легкое, размеренное дыхание Эмили.

— Мы… ты должен был ее отпустить. Ты должен был позволить ей умереть, — раздался голос моей матери, резкий и прерывистый. — Что толку? Это проклятие для них обеих. Эмили никогда не станет нормальной.

Время остановилось. Часы перестали тикать, и мышь замолкла. Осталось только дыхание Эмили, ровное и ритмичное, как свет маяка.

Ты должен был позволить ей умереть. Эмили никогда не станет нормальной.

Уверена, что мое сердце замерло в груди и ждало, не осмеливаясь прервать то, чего мне так отчаянно хотелось не слышать, и я содрогалась от каждого незамеченного удара. Я слышала, как дыхание Эмили становится все более глубоким, заполняя комнату, и выплескивается наружу, чтобы заполнить пространство между мной и родителями. Свет маяка снова прокатился по комнате, подпрыгнув, когда проходил мимо дверного проема, осветив другую кровать, где спали мои братья, а потом быстро выбежал в окно. Я закрыла уши руками.

Папин голос, так редко бывающий резким, без особых помех проник в мои зажатые уши.

— Никогда больше, Лил, ты не будешь говорить об этом. Она наша дочь. Мы ответственны за ее жизнь. Больше ни слова. Никогда. — Он подошел к двери. — И Элизабет останется на острове.

Я помню, как медленно выпустила воздух из легких, когда дверь с сеткой захлопнулась, и услышала хруст папиных шагов, направляющихся по дорожке к топливному сараю. Эмили не шевельнулась, но прядь ее черных волос, таких похожих на мои, упала на молочно-белую подушку. Луч света снова пробежал по комнате, а я изучала безмятежное лицо сестры, ее закрытые веки с черными ресницами, прикрывавшие такие непохожие на мои серые глаза, ее нежный рот, который ни разу не произнес ни слова, и казалось, что она хранит какой-то секрет. Скрип маминых шагов раздался ближе, и я зажмурилась, притворяясь, что сплю. Она очень долго стояла над нашей кроватью, так долго, что в конце концов я заснула, так и не услышав, когда она ушла.

Тогда я поняла, что все то, что я считала просто частью Эмили, означало также, что ей очень сложно было бы устроиться в мире за пределами того маленького, который мы создали на острове. Мы всегда были Элизабет и Эмили. Двойняшки. Мы были неразлучны. Одно целое. Я не могла представить Эмили преуспевающей в городе, сидящей в классе. И поэтому я не могла представить и себя такой. То, что моя мать хотела отделить меня от нее, было немыслимо.

В течение всей осени мы с Эмили помогали управляться с работой на маяке и в кухне, собирать урожай и заполнять кладовую. Когда дни стали холодными и сырыми, мама начала с нами заниматься, и мы сидели за кухонным столом под мягким светом керосиновой лампы над книгами по грамматике и математическими задачами. Эмили никогда не пыталась научиться читать и писать или складывать и вычитать. Она проводила время, покрывая страницы тетрадей карандашными рисунками бабочек и птиц, вместо того чтобы считать суммы или определять существительные и глаголы. Мама ничего не говорила, но ее губы сжимались в тонкую линию, когда она забирала тетрадь и убирала ее в ящик папиного стола.

Мать знала, что нас ждут холодные и темные месяцы; когда дни поздней осени были теплыми и солнечными, она разрешала нам выходить на улицу, оставив книжки с уроками на столе. Теперь, когда наше трио ужалось до меня и безмолвной Эмили, я начала скучать по разговорам с Чарли. Но у нас с сестрой было нечто иное — язык, которому не требовались слова и для существования которого нужно было всего лишь простое знание друг друга. Мы наслаждались тишиной острова, рутинной жизнью семьи смотрителя маяка и возможностью летать свободно, как две чайки.

Папа выглядел довольным тем, что теперь, когда мальчики уехали, мы помогали ему в повседневных делах. Он вручал нам обеим тряпки и показывал, как полировать линзы маяка, двигаясь по увеличивающемуся кругу, чтобы не оставлять полос. Я старалась каждый раз пройтись тряпкой после Эмили, чтобы он не увидел следов, которые она оставляла на линзе. Мать просила нас собирать коряги, выброшенные на берег, и складывать в дровяной сарай, чтобы зимой использовать их для растопки печи. Эмили приходила помочь, блуждала по пляжу, поднимая палочки и перенося их на несколько футов, прежде чем снова положить. Я пыталась сделать так, чтобы она тоже несла охапку дров, просила ее вытянуть руки и складывала на них голые, выбеленные ветки, одну за другой, стараясь не давать ей больше, чем она может удержать. Мы отправлялись вместе, но к сараю я всегда приходила одна, Эмили останавливалась по пути, отвлекаясь то на жужжание пчелы в позднем цветущем одуванчике, то на танец щегла с музыкальным сопровождением, объявляющего о своем перелете на зимовку в более теплые края. Я всегда старалась, чтобы куча дров для растопки в сарае была больше, чем нам было нужно.

Я никогда не забывала о словах матери. С каждой волной, разбивающейся об основание скалы возле поста подачи противотуманных сигналов, я слышала, как озеро отзывается эхом: ты должен был дать ей умереть. Эмили никогда не будет нормальной.

Однажды я заметила, как она наблюдает за Эмили, не зная, что я тоже смотрю на нее. Эмили впала в очередной транс, она подняла лицо к небу и открыла рот, издавая непонятные звуки, разговаривая с ветром, который поднял несколько золотисто-коричневых листьев тополя и гнал их мимо нее, заодно вздымая и ее юбки. А еще она разговаривала с озером, стоя на крутом, выступающем в воду мысе. Ее черные как смоль волосы спутались. А потом она начала танцевать с ветром в качестве партнера. Мать просто отвернулась и швырнула тазик с мыльной водой в кусты, прежде чем вернуться в дом.

Эмили. Моя вторая половинка. Моя сестра. Наши жизни, сердца, естество мое и ее настолько сплелись, что мы не могли существовать друг без друга. Она была духом, хрупким и уязвимым, преследуемым озером, задержавшимся между двумя мирами. Так что я удивилась, обнаружив, что это не Эмили, а я была призраком.

Элизабет

Той осенью, когда Чарли покинул остров, Эмили начала блуждать. Только что она была здесь, под моим бдительным наблюдением, но стоило мне отвернуться — и ее уже нет. Поначалу ее блуждания ввергали родителей и меня в панику. У нас перед глазами всплывали картинки того, как Эмили бессознательно шагнула вниз с одной из скал, которые местами подступали к берегу, или спугнула черного медведя, или утонула в ледяных объятиях озера, которое так ее очаровывало. Мы разбегались в разные стороны на поиски после того, как один из нас проверял, не вышла ли она на озеро в «Душистом горошке». Эта лодка всегда находилась возле маяка, на берегу, вне досягаемости волн. Мы искали вдоль береговой линии и тропинок, которые вели к защищенной бухте, где стоял эллинг для шлюпок, пересекая болото, где мы поздним летом собирали клюкву. Мы звали ее по имени, наши голоса поглощала толстая подушка мха, которая покрывала землю в лесу, или насмешливый хохот озера, когда волны накатывали на каменистые пляжи или глухо ударялись о крутой берег. Мы знали, что она не отзовется. Эмили никогда не отзывалась.