Розы на руинах - читать онлайн книгу. Автор: Вирджиния Клео Эндрюс cтр.№ 52

Я поверил, потому что хотел поверить, что все пойдет по-прежнему, что все будет хорошо. Но в глубине души я носил печальную память об этой женщине. Конечно, папа был мне более дорог, чем она, но я не смог удержаться от вопроса:

– Папа, отчего ты так ненавидишь ее? Что она сделала? А если ты ее ненавидишь, то почему тогда ты раньше настаивал, чтобы мы навестили ее, а мама не хотела?

Папа смотрел куда-то вдаль, и его голос донесся до меня будто издалека:

– Джори, к сожалению, ты скоро сам узнаешь правду. Дай мне время, чтобы найти нужные и точные слова для объяснения всего, что случилось. Но поверь: мы с мамой всегда хотели рассказать тебе правду. Мы ждали, когда вы с Бартом достаточно подрастете и сумеете понять, как можно одновременно и любить свою мать, и ненавидеть. Это грустно, но многие дети испытывают такие двойственные чувства к своим родителям.

Я обнял его, хотя это считалось «не по-мужски». Я любил его, но если это опять «не по-мужски», то тогда что остается мужчине?

– Не волнуйся за Барта, папа. Я приведу его домой сейчас же.

Мне удалось проскользнуть в ворота как раз вовремя. Они клацнули за моей спиной. Наступила такая тишина, что казалось, на земле все вымерло.

Я быстро спрятался за деревом. Навстречу мне вышли рука об руку Джон Эймос Джексон и Барт. Старик провожал Барта.

– Теперь тебе ясно, что делать?

– Да, сэр, – проговорил, будто в ступоре, Барт.

– Тебе понятно, что произойдет, если ты не сделаешь так, как я сказал?

– Да, сэр. Всем тогда придется плохо, и мне тоже.

– Да, плохо, плохо так, что ты пожалееш-ш-шь.

– Плохо так, что я пожалею, – тупо повторил Барт.

– Человек рожден во грехе.

– Человек рожден во грехе.

– И те, кто рожден во грехе…

– …должны страдать.

– А как они должны страдать?

– По-разному, всю жизнь, а смертью их грехи искупятся.

Я застыл на месте, скрученный суеверным страхом. Что делает этот человек? Зачем ему Барт?

Они прошли мимо меня, и я увидел, как Барт растворился в темноте. Пошел домой. Джон Эймос Джексон прошаркал в дом, запер дверь. Вскоре все огни погасли.

Внезапно я вспомнил, что не слышу лая Эппла. Разве такая большая и взрослая собака, как Эппл, допустит, чтобы незнакомец ходил ночью по участку?

Я прокрался к сараю и позвал Эппла. Но никто не бросился ко мне, чтобы лизнуть в лицо, и никто не завилял радостно хвостом. Я снова позвал, чуть громче. На двери висела керосиновая лампа. Я зажег ее и вошел в стойло, где с некоторых пор был дом Эппла.

От того, что я увидел, прервалось дыхание. Нет, нет, нет!

Кто мог сделать это? Кто мог проткнуть вилами верную собаку, прекрасного лохматого друга?

Кровь, покрывавшая его густую шерсть, высохла и стала черной. Я выбежал и что есть духу пустился домой. Час спустя мы с папой вырыли могилу для огромного пса. Мы оба понимали, что у нас навсегда отнимут Барта, если эта история выйдет наружу.

– Но Барт не мог сделать это, – проговорил папа, когда мы вернулись домой. – Нет, я не верю.

Но я готов был поверить во что угодно.

Рядом с нами живет старая женщина.

Она всегда одета в черное и носит черную вуаль.

Она – дважды свекровь мамы и вдвойне ненавидима.

Все, что мне оставалось, – теряться в бесконечных догадках, что такого она сделала моим маме и папе. Отец так и не нашел слов, чтобы это объяснить.

Поэтому я решил, что она и моя бабушка тоже, ведь я так любил Криса, он был мне настоящим отцом.

Но на самом деле она бабушка Барта, вот почему она так ласкала, так заманивала именно его, а не меня. Я же принадлежал мадам Марише, так же законно, как Барт – ей. Они любили друг друга по закону крови. Я даже позавидовал Барту: я был всего лишь приемный внук для этой таинственной женщины, которая так жестоко казнила себя за былые ошибки. Мне показалось, что я должен больше заботиться о воспитании Барта: защищать его, руководить им, не давать ему заблуждаться.

Мне захотелось сейчас же взглянуть на Барта. Он лежал в кровати, свернувшись калачиком, и сосал во сне большой палец. Он казался совсем ребенком. Я подумал, что всю свою маленькую жизнь он был как бы в моей тени. Ему всегда ставили в пример меня, достигшего таких успехов, о которых он в те же годы и помышлять не мог, он всегда запаздывал, не успевая за моим темпом, не имея таких же целей. Он даже позднее пошел, позднее заговорил в младенческом возрасте и не улыбался до года. Выходило, будто бы он с рождения знал, что ему предназначено быть «номером два» в нашей семье, и никогда «номером один». А с появлением бабушки он нашел человека, для которого он – главный смысл жизни. Я порадовался за Барта. Даже теперь, не видя ее лица под вуалью и ее фигуры под черным платьем, я знал, что когда-то она была очень красива. Гораздо красивее моей бабушки Мариши, которая вряд ли могла сравниться с ней даже в юности.

Но… некоторые кусочки этой головоломки отсутствовали.

Джон Эймос Джексон – как он вписывался в общую картину? Почему любящая мать и бабушка, решившая порвать с прошлым и воссоединиться с детьми и внуками, притащила сюда этого злобного, темного человека?

Конечно, он даже не оглянулся. Он думал, что я благополучно сплю в своей маленькой кровати. Но я увидел, как папа одетый вышел из дому. Отчего-то я догадался, что он идет к бабушке. Пусть бы у него ничего не вышло, и тогда бабушка будет, как прежде, моя. Только моя.

Эппл. Эппл ушел туда, где теперь прочие щенки и пони.

– Они пасутся на райских пастбищах, – сказал Джон Эймос со странным блеском в водянистых глазах, глядя на меня так внимательно, будто подозревал, что это я воткнул вилы.

– Ты видел Эппла мертвым? Ты и правда видел его мертвым?

– Мертвее, чем дверной гвоздь.

Я крался по извилистым тропинкам, которые вели меня прямо к вратам ада. Вниз, вниз, вниз, через пещеры, каньоны и ямы, и рано или поздно придешь к этим вратам. Они красные. Врата в ад должны быть красные – или черные, в крайнем случае.

Черные ворота. Черные ворота бесшумно и широко открылись, пропуская папу. Да, она хотела, чтобы он пришел. Заботливый сын. Упек свою мать в сумасшедший дом, а следом за ней отправит меня в одно веселенькое заведение, где тебя связывают и надевают смирительные рубашки (интересно, как они выглядят?). В любом случае все это ужасно.

Ворота захлопнулись, слегка клацнув петлями. Мама, наверное, у себя в комнате, перепечатывает свою книгу, как будто та и в самом деле заменит ей танцы. Она как ни в чем не бывало сидела в инвалидной коляске и была поглощена книгой, когда Джори заиграл ту самую балетную музыку. Потом она подняла голову, стала глядеть куда-то в пространство, ноги ее задвигались, отбивая такт.