Пока ненависть не разлучила нас - читать онлайн книгу. Автор: Тьерри Коэн cтр.№ 81

Талеб вопросительно взглянул на меня. Что тут ответишь? Перечисленные имена разбередили и у нас свежие раны.

— Нет, я знаю, что делать, и другого решения нет. Соберем компанию и будем караулить, сколько понадобится. Если повезет, я их поймаю.

— Думаешь, они постоянно ездят по этой улице и избивают арабов? Если они были вооружены прутами, значит, это занятие у них постоянное, ты прав. И они будут заниматься этим и дальше. Единственный способ их остановить — арестовать, а значит, нужно дать их описание в полиции.

Мустафа снова возмутился:

— Ладно, ребята, вашей простоте можно только позавидовать. Я по горло сыт вашими дурацкими идеями. В жизни все по-другому. В жизни полиция не думает защищать арабов, и французы пишут жалобы на арабов, а не наоборот. Вы видели полицейских на нашем празднике? Вам этого мало?

Он остановился и посмотрел на нас.

— Ладно, я пошел. Спасибо за кофе.

Нам нечего было сказать, чтобы его удержать. Мы остались сидеть и сидели молча. Молчание становилось гнетущим. Замораживающим. Оно лишний раз подтверждало, что мы ничего не знаем и ничего не можем. Я чувствовал себя бессильным и бесполезным.

Они на него плевали. Каждый. По очереди.

— Мунир! Agi lahna yawouldi. Подойди ко мне, сын.

Папа всегда меня подзывал дважды — по-арабски, потом по-французски.

Арабский и французский прервали мой путь к холодильнику. Если папа выключает музыку, значит, дело серьезное. Я остановился, потом подошел к нему. Он показал мне на кресло. Я сел.

Отец склонил голову набок и посмотрел на меня, словно видел в первый раз.

— Ты вырос, сын. Ты стал мужчиной.

Я не знал, что за этим последует, не знал, как себя вести. Мы сидели и молчали. Отец опустил глаза и, казалось, забыл обо мне. Мне хотелось встать и уйти, но я знал, что он хочет мне что-то сказать.

— Как твой… Центр?

Маленькая пауза дала мне понять, что он всерьез озабочен.

— Все в порядке.

Отец ни разу не зашел к нам в Центр. Поначалу я надеялся его там увидеть. Думал, он будет гордиться, что я занимаюсь таким нужным делом. Я даже представлял себе, как он к нам присоединится, захочет участвовать, почувствует вкус к общению, заведет друзей. Чистой воды иллюзия.

— Ты учишь людей читать, так?

— Да, кое-кто из взрослых хочет научиться. И еще мы занимаемся с детьми.

— И это все?

Я не понимал, куда отец клонит.

— Нет. Еще мы помогаем людям заполнять бумаги для разных учреждений, писать заявления, выслушиваем, какие у них проблемы, даем советы.

— Ты даешь советы?

Отец нисколько не иронизировал. Но вопрос все же задел мою гордость.

— Да, и я иногда даю советы.

Я вглядывался в отцовское лицо, пытаясь разгадать его намерения, но он просто задумчиво качал головой, потом наконец заговорил:

— У нас в Марокко советы давали старики. Мудрость приходит с годами. В каждой деревне, в каждой семье был свой мудрец, и к нему приходили со всеми проблемами. Молодые никогда не позволяли себе рискнуть и высказать свое мнение. А здесь, во Франции, здесь все наоборот. Женщины работают, дети решают, советуют, мужчины пьют… Koulchi m’gloub.

— Мы даем советы по конкретным вопросам, куда обратиться, что написать. Старики этого не знают.

Ответ прозвучал громче, чем я хотел. Меня задело рассуждение отца, хотя он не вкладывал в него никакого отрицательного смысла.

Он снова покачал головой.

— Я понимаю, — тихо сказал он, еще немного помолчал и добавил: — Я слышал, что несколько недель тому назад у вас были проблемы с полицией.

— Ничего серьезного. Мы устроили праздник, приехал патруль и попросил нас закруглиться. Мы немного повздорили.

Отец прервал меня:

— Мне еще сказали, что вы берете на себя защиту тех, кто пострадал от расизма.

— Да, но мы направляем их в специализированные организации.

— В общем, у вас небольшая бакалейная лавка. Всего понемногу. Советы на все случаи жизни.

Замечание опять могло показаться иронией, но на самом деле ее не было даже близко.

— Мы стараемся быть полезными. Вокруг столько всяких проблем…

— Когда делаешь все, все делаешь плохо.

— Может, ты и прав. Но лучший способ не делать плохо — это вообще ничего не делать.

И сразу пожалел о своих словах. Я совсем не хотел обижать отца. Ответил машинально, не подумав о последствиях. Но отец, похоже, не обратил на них особого внимания.

— Знаешь, сын, я хочу, чтобы у тебя было поменьше проблем. Борьба с расизмом, по-моему, не слишком толковая вещь. Ты же ничего не можешь сделать. Зато в один прекрасный день придется иметь дело с полицейскими и судьями, которым ты совсем не понравишься.

— Папа, вполне возможно, мы не сможем изменить это общество, но мы хотя бы заставим его задуматься! Задуматься о том, что оно собой представляет, что порождает, куда двигается.

И тут же покраснел за свою самонадеянную речь. Тоже мне, социолог нашелся!

— Знаешь, я хочу сказать тебе одну вещь… Франция, она похожа на подростка. Над ней снасильничали в детстве, но она не желает в этом признаваться. Идет, высоко подняв голову, смотрит прямо перед собой, и нам кажется, она требовательная. У нее тяжелый взгляд, и нам кажется она недобрая. Она отвечает «нет» на все предложения, и нам кажется, она суровая. Но она ребенок, изуродованный насилием, который разыгрывает взрослого. Человек, который себя не любит, не умеет любить других. Французы себя не любят. Чем они могут гордиться? Своей историей? Когда они смотрят назад, то видят тени убитых мусульман, а еще поглубже — замученных пытками евреев. Конечно, у них были принцы, короли… Но они отрубили им головы. Вот они и не оборачиваются. Им не хочется иметь дело со своим прошлым. Но у тех, кто остался без прошлого, нет и будущего. Черные напоминают им, что они были рабовладельцами. Арабы — о том, что они были мучителями. Евреи — о том, что они были малодушными. Мы тени из их прошлого. Они не понимают, что мы для них возможность подружиться с их собственной историей.

Молчаливый немногословный отец заговорил вдруг как мудрец, и в его словах звучала спокойная уверенность. Я задумался: справедлива ли его жестокая логика? Прав ли он? И что будет, если каждый поймет и примет его логику? Сможем ли мы тогда все вместе написать следующую страницу в Книге истории?

И, словно догадавшись о моих мыслях, он продолжил:

— Но понимаешь, одно дело — слова. А реальность, жизнь куда сложнее. Нельзя принуждать людей говорить о своих ошибках, своей боли, заставлять их каяться в их грехах. Французы могут и разозлиться. Будь настороже, сынок. Если стоишь за правое дело, то служи ему. Мне не нравится мысль, что ты будешь с ними бороться. Иной раз гораздо лучше не вмешиваться, предоставить перемены течению времени.