— Ну что скажешь?
Я протянул Рафаэлю пластиковый стаканчик с кокой.
— Что? Скажу, что очень… по-арабски, — ответил он.
— Заткнись, или я возьму микрофон и крикну: «Братья! К нам просочились евреи!»
Давид изобразил на лице ужас, и мы все рассмеялись. Но я чувствовал: ребятам не по себе у нас на вечеринке.
Рафаэль позвонил как раз тогда, когда я готовил наш скромный праздник. И я пригласил его, но скорее в шутку, чтобы поддеть, хотя еще и потому, что удивился и обрадовался. Мне было приятно, что он хочет узнать мои новости после стольких месяцев молчания. И еще потому, что хотел с ним увидеться. И он пришел с Давидом и Мишелем, своими новыми друзьями.
— Да нет, все славно… И, похоже, они тоже довольны, что веселятся, — не без насмешки сказал Мишель.
— Начинание новое, — объяснил я. — Все ведут себя осторожно.
— Но обстановка, кажется, мирная, все спокойно, — заметил Давид.
— Не доверяй тому, что кажется. Драка может вспыхнуть в один миг. Тут есть, знаешь ли, каиды, и они готовы на все, если посмотришь на них чуть пристальнее.
— Опасаешься?
— Да нет, доверяю. Они знают, что если вечер пройдет нормально, можно будет устраивать их почаще. Им тоже хочется повеселиться. Они относятся к нам с уважением. Мы помогаем их сестренкам, братишкам. И родителям тоже.
К нам подошел небрежной походкой здоровенный парень — рубашка расстегнута, видна гладкая смуглая грудь.
— Неплохая дискотека, Мунир! Но где девчонки? Ты видел дискотеки без девчонок, а?
— Честно говоря, я не видел настоящих дискотек, и думаю, что ты тоже.
Парень осклабился, хлопнул меня по плечу и отошел.
У нас и в самом деле девушек было мало. Семь или восемь, не больше. Они все вместе сидели за столиком и потихоньку пересмеивались. Не арабки. «Мужчины» скользили по ним высокомерными, чуть ли не презрительными взглядами или вообще их не замечали.
— Они запретили приходить сюда своим сестрам. Ничего. Для начала они, наверное, хотят посмотреть, как все пройдет. Надеюсь, что потом и девушки тоже будут приходить к нам.
Мы следили за ребятами, и нам было забавно, как они себя ведут.
— Эти парнишки и есть гроза Воз-ан-Велен? — шутливо спросил Рафаэль. — От их появления дрожат французы в центре города? Я пока вижу молодняк, который играет в Аль Пачино из «Лица со шрамом». Fuck You, son of a bitch!
Я положил ему руку на плечо.
— Спасибо, что пригласил меня, — сказал он.
— Шутишь? Да это специально организованная западня для евреев!
Я легонько шлепнул его по затылку, а он сделал страшные глаза и притворился, что готов убежать.
— Ты в своем центре как рыба в воде.
— Да, я чувствую, что приношу пользу.
— А политика?
— Политика? Это и есть политика, брат! Я каждый день занимаюсь политикой. И дипломатией тоже. Кое-кто у нас в квартале хотел бы, чтобы мы организовали центр по защите прав обитателей квартала или центр по борьбе с расизмом, но я колеблюсь. Как-то не уверен. А ты как считаешь? Я слышал, что ты тоже член какой-то организации. Пригласи как-нибудь меня.
Давид и Мишель, похоже, смутились.
— Да нет, я в партии социалистов. Делаю, что могу. Хожу на собрания. Но без членского билета.
— Я не про это. Я слышал, что ты тоже организуешь вечера, но для евреев.
— Ах, это! Да, немного помогаю и немного этим зарабатываю.
Мишель и Давид обменялись взглядами и улыбнулись. Меня задело, что меня исключили из их тесной компании. Я собирался и еще кое о чем расспросить Рафаэля, но тут с улицы раздался шум. Народ столпился у дверей.
— Черт, похоже, запахло жареным!
Я тоже поспешил к двери, Рафаэль с приятелями за мной. Мы быстренько пробились через толпу.
Синий луч шарил по стенам нашего дома.
— Полиция! — объявил Мурад.
— Им-то что понадобилось?
В нескольких метрах от дома стояли три полицейские машины. Из них вышли человек двенадцать полицейских. В толпе молодежи мгновенно послышались ругательства.
Мурад старался утихомирить самых дерзких, не давал им подойти к непрошеным гостям.
— Успокойтесь. Ничего не происходит. Мы сейчас поговорим и вернемся. Возвращайтесь в зал.
Но никто не двинулся с места.
Мы с Мурадом пошли навстречу полицейским.
— Катитесь отсюда! — крикнул паренек. — Нам что, и повеселиться нельзя?!
— Мы что, не можем праздник устроить?! — Ругательства так и сыпались.
Я обернулся и махнул рукой, прося ребят замолчать.
Поговорил с полицейскими и направился к самым горячим. Рафаэль окликнул меня:
— И чего они хотели?
— Сказали, что поступила жалоба, уже поздно, беспокоит шум. Глупости! Наше помещение стоит на отшибе. Очередная провокация. Они знают, что если нас заведут, то все ребята поднимут страшный шум. И тогда они смогут похватать кого ни попадя!
Я закричал ребятам:
— Не поддавайтесь на провокацию! Возвращайтесь в зал! У нас есть разрешение на проведение вечера. Никаких проблем!
Все притихли. Мне показалось, что меня услышали.
Но тут раздался голос:
— Разрешение есть? Так какого черта нас достают? Сейчас они у меня получат! Я их не боюсь!
И снова понеслись брань и ругательства.
— Убирайтесь! Мы здесь у себя!
Полицейские сбились в кучу, принялись советоваться.
Брань усилилась. Я пытался утихомирить ребят, но самые распалившиеся ринулись вперед.
И вот уже полетел камень, потом другой.
Руководители и более спокойные ребята попытались вмешаться, но было уже поздно.
Мурад подтолкнул нас, приглашая вернуться.
— Конечно, они правы — уроды есть уроды! Но они попались в собственную ловушку.
С улицы по-прежнему доносились крики и шум.
Я было кинулся к двери, мне хотелось к ребятам, драться вместе с ними.
Прошло несколько минут, и зал совсем опустел. Полицейские уехали, ребята разошлись по домам.
— Отвратительно. Вся наша работа псу под хвост.
У меня навернулись слезы на глаза. Я ненавидел полицейских, они специально испортили нам праздник. И ребята тоже хороши! Не могли взять себя в руки!
— Видишь разницу между марокканцами и алжирцами? Алжирцы не умеют разговаривать, обсуждать, договариваться, — тихо заговорил Давид. — Они сразу рвутся в бой.