– Пожалуйста, милая, иди приляг! Ты и наш малыш – самое дорогое, что у меня есть. И не спорь! Если, вернувшись, застану тебя на кухне, задушу поцелуями!
Слабым голосом Йоланта вымолвила покорное «Хорошо!», и Тома расцеловал ее в обе щеки и в лоб. Гюстав, которому стало неловко наблюдать откровенные нежности молодых, поспешил выйти из жарко натопленного помещения. Он так и не снял куртку и шапку, и на холоде ему сразу стало легче.
«Одни неприятности в последнее время, – нервничал он. – Уверен, что Амброжи не виноват, и в аресте нет никакого смысла. Хотя, если разобраться, что я знаю об этом деле?»
На ферме во владениях графа де Ренье, через пару часов
Инспектор Девер высадил Женевьеву возле ворот. Оставшись с ним в машине наедине, молодая женщина смутилась и всю дорогу молчала. Выйдя из авто, она едва заметно кивнула ему и вошла во двор фермы.
– Я подойду минут через десять, – крикнул Девер через приспущенное стекло. – Так хозяину и скажите. Это его успокоит, если он вздумает создавать вам проблемы.
Женевьева знаком дала понять, что услышала, и направилась к дому. Свет горел только в двух окнах.
«Жюстен, старик, плохи твои дела… Еще немного, и будешь прыгать перед Изорой на задних лапках!» – подумал он. Дело в том, что девушка наотрез отказалась ехать на ферму, с которой отец с позором выгнал ее. Понятно, что это была всего лишь отговорка: в присутствии полицейского ей ничего не угрожало, однако Изора осталась непреклонна.
«Я предложил проводить ее к дому Обиньяков, и по дороге мы встретили Женевьеву Мишо. Вот уж у кого железная выдержка! Она сама вызвалась съездить в логово людоеда за вещами Изоры, хотя и осознавала, что фермер злится на нее, ведь она вот-вот отнимет у него единственного сына… Бастьен Мийе и правда похож на сказочного людоеда: жестокий, склонный к рукоприкладству садист… Отец и сын Маро – Гюстав и наш красавчик Тома – приходили давать новые показания. Оба крепкие орешки – лишнего слова не вытянешь…»
Пока инспектор приводил мысли в порядок, Женевьева стучалась в дверь будущих свекра и свекрови. Она называла их так про себя, словно это могло придать ей храбрости. «Ничего не поделаешь, я выхожу замуж за их сына! Мне придется с ними видеться и даже принимать у себя дома…»
Дверь открыла Люсьена. Узнав посетительницу, она тихонько охнула и посторонилась, пропуская Женевьеву в дом. Не обменявшись и словом, женщины вместе прошли в кухню. Хозяин сидел у очага и чистил ножом яблоко – лезвие зловеще поблескивало в отсветах пламени.
– У нас гостья, муженек, – объявила Люсьена. – Невеста Армана!
– Я приехала не одна, – поспешно пояснила Женевьева. – Со мной инспектор полиции, он сейчас придет. Дорогу засыпало снегом, так просто не проехать…
Бастьен поднял голову и презрительно уставился на молодую женщину, которая решилась украсть у него сына.
– Где Изора? – равнодушно поинтересовался он. – Мы ждали домой дочку, а не какую-то там городскую вертихвостку!
– Не обращайте внимания, мадемуазель Мишо! – Люсьена старалась быть любезной. – Мой муж сердится. Изора должна была вернуться еще утром.
– Я приютила ее у себя, мадам. Думаю, сейчас она в моем флигеле. Поскольку я уж здесь, хочу сказать: мне очень жаль, что вы расстроились из-за меня. Но мы с Арманом крепко любили друг друга еще до войны, и теперь нечего не изменилось. Это чудо, что он остался жив. Я молилась, чтобы он ко мне вернулся, и Господь сжалился. Я позабочусь, чтобы ему было хорошо.
– Вы забираете его прямо сейчас? Арман говорил, что отъезд назначен на пятницу. Лишний день с сыном очень важен для матери!
– Нет, я приеду за ним в пятницу на такси. А сегодня меня делегировали забрать одежду Изоры и некоторые личные вещи. Не могли бы вы, мадам, мне помочь? Изора сказала, что все поместится в ее чемоданчике. Еще она попросила захватить сумочку.
– Конечно помогу! И у вас будет время поговорить с Арманом.
Бастьен за это время не проронил ни звука – молча жевал яблоко, злобно поглядывая на гостью. Предупреждение, что в дом с минуты на минуту явится полицейский, возымело действие: он не осмелился закатить скандал.
– Изора еще несовершеннолетняя, – вымолвил он наконец. – По мне, так лучше пусть поживет у вас, чем слоняться по дому жениха, этого слепого Жерома. Однако скажите ей, чтобы шла домой. И точка!
Женевьева с нетерпением прислушивалась к звукам в доме: Арман в своей комнате на втором этаже должен был услышать ее голос, да и Девер мог вот-вот войти с улицы.
– У меня для вас новости, – радостно объявила она. – Мадам Обиньяк, скорее всего, возьмет Изору на мое место. Я очень на это надеюсь. Если все получится, ваша дочка поселится во флигеле, где сейчас живу я, и будет получать хорошее жалованье. А в октябре, как и планировалось, получит пост учительницы и переедет в служебную квартиру в здании школы.
Люсьена сложила руки в молитвенном жесте. Вид у нее был довольный: даже Бастьен не найдет что возразить против столь выгодного поворота событий.
– Ну, муженек, что скажешь? – заискивающе спросила она.
– Скажу, что не стоило заводить детей, которые потом разбегутся кто куда. Одно хорошо – не придется больше тратиться на эту неблагодарную!
Как по мановению волшебной палочки, Арман Мийе и Жюстен Девер появились одновременно: юноша спустился по лестнице, а полицейский постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел.
– Fan de vesse! И дома нет покоя, – буркнул себе под нос фермер.
Женевьева не решалась посмотреть на любимого, но Арман ласково погладил ее по плечу. Она подняла глаза и увидела, что голова его обмотана черной тканью, меж складок которой поблескивает уцелевший золотисто-карий глаз. Девер снял шляпу и коротко поздоровался. Люсьена вдруг забеспокоилась.
– Господин инспектор, присаживайтесь! Мы как раз говорили об Изоре. Мадемуазель Мишо, хорошо бы нам вместе пойти и упаковать чемодан.
– Прошу, мадам, называйте меня Женевьевой.
– Хорошо!
– Какой еще чемодан? – удивился Арман. – Надеюсь, не мой? Я еще не начал собираться. Объяснит мне кто-нибудь, что здесь происходит?
– Ваша невеста приютила у себя Изору, – сообщил Жюстен громким зычным голосом. – Многоуважаемый отец запретил дочери показываться на ферме, и я предложил свои услуги, чтобы она могла получить все необходимое, пока находится в Феморо.
Слова «многоуважаемый отец» он произнес холодно и презрительно. Обеспокоенный Бастьен втянул голову в плечи, а Люсьена с Женевьевой не смели двинуться с места.
– Рука у вас тяжелая, Мийе, – продолжал полицейский. – Я, кажется, уже предупреждал, чтобы не смели грубо обращаться с дочерью. Закон не запрещает родителям наказывать детей, но всему же есть предел! За убийство ребенка можно угодить на каторгу, а то и прямиком под гильотину. И еще: такие жестокие типы, как вы, будучи пьяными, представляют опасность для окружающих, и, если что-то случается, подозрение в первую очередь падает на них.