Телевизор. Исповедь одного шпиона - читать онлайн книгу. Автор: Борис Мячин cтр.№ 106

Она и в самом деле дьяволица, подумал я. Так ловко переблефовать противника, заставить его ходить нужными фигурами, только затем чтобы припереть к стенке и вынудить спасовать. Это дорогого стоит!

– Вы начинаете раздражать меня, княжна, – чтица выпрямила спину, гордо вскинула нос, ее силуэт сквозь шелк шторы стал похож на готовящуюся к прыжку рысь; так растет наша тень в подворотне, едва освещаемой тусклым уличным светильником. – Я расскажу вам одну забавную историю, из старых времен, о которой вы, возможно, слышали. В правление короля Людовика Тринадцатого его молодая жена, Анна Австрийская, имела глупость сделать симпатию английскому герцогу, Бекингему; она подарила ему, в знак своих амурных чувств, алмазные подвески; Людовик потребовал, чтобы королева явилась на бал в подвесках, но подвесок уже не было; одна женщина выкрала подвески у Бекингема и показала их королю, доказав тем самым неверность его жены; эта женщина была очень похожа на вас, княжна, она была так же отчаянна и так же неумна; возможно, она рассчитывала на милость короля, на титул или пенсию, или даже на его мужскую привязанность. Однако вместо денег или титула король послал к ней трех головорезов, из тех, что числились в его мушкатерском полку… Я не буду в подробностях рассказывать вам о последних днях этой женщины, сударыня; не буду рассказывать, как она кричала и умоляла убить ее; всё это лишь темные предания, передающиеся в моем роду из поколения в поколение; я сообщу вам только мораль сей басни: никогда не играйте с французской короной; это плохо заканчивается для всех игроков…

– Вы забыли, кто я, госпожа де Бомон… Вы понимаете, что будет с вами и с вашей страной, когда я займу русский трон? Я сделаю так, что уже очень скоро французское влияние в Европе сойдет на нет. Я просто ничего не изменю. Я сохраню союз России с Англией и Пруссией, и привлеку новых союзников. А вот ваши союзники уже все разбиты: Турция, Швеция, Польша, – эти страны наполовину стерты ластиком с карты Европы; я сделаю так, что в каждой из них появятся правители, верные Москве, и все эти страны войдут в Северный альянс. Что вы будете делать, когда вся Европа ополчится против вас? Когда объединенные русские, британские и прусские полки осадят Париж? Что вы скажете своему королю о причинах этой исторической катастрофы? Вы скажете тогда, что это вы во всем виноваты, ибо именно вы сегодня допустили большую ошибку, начав меня пугать…

– Хватит меня раздражать! – совсем уже мужским, артиллерийским, но при том визгливым и рассерженным голосом проревела чтица; она сделала шаг вперед, и еще шаг, и еще; княжна в испуге стала отступать под этим диким напором к стене. – Вы никто! Вы дочь нюрнбергского булочника! Ваше место в пекарне, с крысами и помоями. Это мы позволили вам вести этот роскошный, аристократический образ жизни, на который вы не имеете никакого права по рождению! Это мы сделали вас графиней, а потом княжной. Это мы создали вашу легенду и пустили по всей Европе слух о вашей неземной, персидской красоте. И если нам понадобится, мы просто дернем за те же ниточки в обратную сторону, и ваша легенда рассыплется битым стеклом по фернамбуковому полу; ваша карета станет тыквой…

Чтица схватила княжну за шею и слегка стукнула ее затылком о стенку; я увидел, как тонкие, длинные и очень сильные французские пальцы сжимают ее горло; это было всего в нескольких шагах от меня; я внимательно разглядел лицо шевальессы: ее щеки были красны от гнева, брови сошлись над переносицей, а ее прекрасное овальное лицо как будто разошлось по швам и превратилось в треугольник.

– Вы поняли меня, Алиенора?

– Да, – прохрипела княжна, ее раскосые глаза наполнились слезами, настоящими, а не теми, которые она выдавливала из себя накануне вечером, когда рассказывала мне о фальшивом друге из Персии; мне стало жалко ее. – Пустите…

– C'est parfait ^[343], – холодно заключила госпожа де Бомон. – На случай если вы и далее будете перечить мне, Алиенора, я напомню вам и о другом эпизоде из эпохи кардинала Ришелье. Кардинал, дабы никто в Европе не сомневался в могуществе Франции, приказал выбить на всех пушках надпись на латыни: ultima ratio regum ^[344]. Так вот, запомните, если понадобится, я вырежу эту надпись своей шпагой на вашем животе. Понимаете, о чем я?

– Да…

– Вы прекратите сотрудничать с англичанами…

– Да…

– Вы вышлете прочь этого шведа…

– Да…

– И этого гардемарина…

– Да…

– Вы будете во всем слушаться меня…

– Да, черт побери! Будьте вы прокляты!

– Мы все прокляты. Возьмите книжку, сударыня. Это прекрасное чтение на ночь, Жан Шаплен, La Pucelle ^[345]. A bientôt… ^[346]

Мне снова стало больно, всё воспалилось, я не мог более говорить. Я пришел в себя еще только через два или три дня; к этому времени наши совершенно обложили Шумлу, ежечасно обстреливая город, но не решаясь идти на штурм. Удивительно, но еще через день я встал с постели и стал ходить по башне и разглядывать вещи, лежавшие в комнате; здесь было всё до удивления по-европейски, а не по-турецки; из восточной обстановки был только ковер, изображавший Сулеймана Великолепного и его войско, и двор, и гарем. Я потрогал дверь; она была заперта, потом выглянул в окно: нет, окно башни было слишком высоко; выпрыгнув, я бы непременно разбился об острые камни, повторить рагузский побег не удалось бы.

Магомет приходил каждый день, осматривал меня и менял повязку. Еще иногда приходила служанка, черкеска; голова ее была замотана буркой, как это принято у магометанских женщин, и она не разговаривала со мною, а только фыркала, ставя на стол еду и питье или забирая грязные простыни. Визирь не приходил; более того, однажды я услышал за дверью, как Магомет выговаривает ему, за то, что он беседовал со мной; он утверждал, что со мною нельзя говорить, из медицинских соображений, а визирь послушно соглашался с ним, извинялся, как маленький ребенок, и говорил, что более не будет соблазнять меня магометанством, пока я не поправлюсь.

Но я поправлялся, и поправлялся быстро; вторая часть Марлезонского балета готовилась к постановке. Выйди же из буфета, любезный читатель, и займи свое место в партере; тебе предстоит узнать разгадку всей тайны моего романа.

* * *

Однажды явился Магомет; меняя повязку, он как бы случайно проговорил, что сегодня вечером великий визирь приглашает меня отужинать с ним, в его покоях; пришлось собираться, натягивать для приличия штаны и идти. Мы прошли через весь замок, в другую башню, и по лестнице поднялись наверх; теперь великий визирь был одет торжественно: в красный парчовый халат и красные же сапоги; на голове его красовался великолепный тюрбан. На столе были различные восточные лакомства, а у раскрытого окна стоял телескоп; всё было заставлено книгами; это была не башня, а обсерватория. Визирь вежливо спросил меня о моем здоровье, а затем пригласил ко столу. Я уселся и стал равнодушно накладывать в тарелку разной еды: рис с пряностями, и курицу, и булку, и сладкие финики, и перченый томат. Увидев, как я сваливаю в одну кучу острое и сладкое, старик развеселился, но не стал ничего говорить. Магомет не стал есть с нами, он встал у двери, широко расставив ноги и даже придерживая рукой саблю, на тот случай, ежели я захочу выкинуть какой-нибудь трюк.