Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого - читать онлайн книгу. Автор: Борис Илизаров cтр.№ 104

Страница

«Растение с гордостью показывает то, что человек скрывает».

«У многих растений орган любви – блеск и благоухание».

«В растительном мире существуют, может быть, виды столь же совершенные, как человек, но их мораль другая, чем у нас».

Сталинский комментарий: «Оригинально весьма…» ^[469]

Сталин-поэт не мог не знать, что в традициях классической поэзии, особенно восточной, женщину постоянно сравнивают с благоухающим цветком, чаще – с бутоном розы. Но в трактовке Анатоля Франса он нашел новый для себя, более обнаженный сексуальный поворот, тот самый, о котором Троцкий высказался предельно откровенно. Изображение стилизованной розы на обложке книги, рядом с которой Сталин оставил сразу четыре своих автографа, как бы намекает на объект мужского вожделения. Похоже, что, как и для большинства мужчин, именно запах определял стартовый момент его сексуального воображения. Как вспоминала его дочь, Сталин терпеть не мог искусственные запахи женской косметики и парфюмерии, которые искажают истинную конфигурацию запаха человеческой плоти. Может быть, этим и объясняется одобрительная раздумчивость его интонации: «Оригинально весьма…»?

Среди книг из библиотеки Сталина с его пометами есть несколько значительных авторов, которых трудно заподозрить в особом, тем более извращенном пристрастии к эротической стороне жизни. Тем не менее именно на страницах их произведений Сталин оставил убедительные свидетельства о своем интересе к сексуальным сторонам душевного бытия. Я обнаружил их не только на книге А. Франса, но и на произведениях М. Горького, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Л. Н. Толстого.

Об отношениях Сталина с Горьким написано немало. Из недавних работ следует назвать книгу Е. Громова «Сталин. Власть и искусство» ^[470]. Тем не менее все современные оценки взаимоотношений писателя и вождя восходят к оценкам, данным в воспоминаниях С. Аллилуевой: «В последние годы отец перечитывал Горького, но говорил о нем с раздражением. А давно, когда хотел польстить Горькому, собственноручно написал на его сказке “Девушка и смерть”: “Эта штука сильнее, чем “Фауст” Гете. И. Сталин”.

Не знаю, польстило ли Горькому такое превознесение его малоудачной небольшой поэмы, но могу с уверенностью сказать, что ничто в искусстве не было дальше от понимания моего отца, чем романтическое воспевание женщины и любви. Горький писал о любви и о женщинах много, искренне, глубоко. Это была значительная часть его жизни и мировоззрения. Для отца все это было безразлично. Но так как Горького с трудом зазвали из-за границы в СССР и необходимо было привлечь его на сторону партии, отец не скупился на комплимент, над растолковыванием которого долго бились потом советские литературоведы: как ни верти, Гете был тут ни при чем» ^[471]. И в наше время продолжается работа по растолковыванию этих, не совсем точно процитированных Аллилуевой, строк Сталина. Внесу и я свою лепту.

В библиотеке Сталина, помимо отдельных сочинений Горького о Ленине, сборников его рассказов и публицистических заметок, находилось многотомное собрание сочинений писателя, изданное в конце 20-х годов. Из него к настоящему времени сохранились только два тома, да и то, видимо, потому, что на них были рукописные пометы и штампы личной библиотеки вождя. Второй том собраний сочинений (1927 г.) включает в себя дореволюционные рассказы писателя. Том седьмой (1929 г.) – роман «Мать». В архиве Сталина сохранился также макет неопубликованной книги «Стихов» М. Горького, подготовленный к печати в 1950 году. Я уже не раз обращал внимание читателя на то, что Сталин чуть ли не до последнего дня своей жизни с удовольствием исполнял функции верховного цензора. Несмотря на то что в 1950 году ему было уже за семьдесят лет, а неотложных государственных дел накапливалось все больше и больше, он все же счел необходимым лично просмотреть макет сборника стихотворений «пролетарского» писателя.

Почти в каждое крупное произведение Горький любил вводить небольшие стихотворные тексты. Иногда это были фольклорные записи, а иногда – стилизации под народные частушки и распевы. Помимо этого Горький сам писал стихи классическими размерами или в форме западноевропейских баллад. Но наиболее известны ставшие хрестоматийными в советскую эпоху произведения, написанные в манере белого стиха: «Песня о Соколе», «Песня о Буревестнике» и другие. То, что они еще до войны вошли во все школьные учебники литературы, не могло произойти без санкции Сталина. Я не буду касаться личных взаимоотношений вождя и писателя или выявлять истинное отношение к произведениям последнего. Судя по заинтересованности, с которой Сталин читал или редактировал произведения Горького, многое ему было все же по душе и даже приводило в восторг, но что-то оставляло равнодушным – обычная читательская реакция.

Макет «Стихотворений» Горького представлял собой сборник поэтических текстов, собранных работниками Института мировой литературы АН СССР, включавший белые стихи и произведения фольклорного характера. Располагались они в хронологическом порядке. Первое, на чем задержалось внимание сановного цензора, была известная поэтическая сказка «Девушка и смерть». Семидесятилетний Сталин и в 1950 году ничего не имел против строк:

В тексте этой поэмы составители решили поместить фотокопию обнаруженного ими в архиве Горького более раннего издания, на котором Сталин размашисто начертал: «Эта штука сильнее, чем “Фауст” Гете (любовь побеждает смерть). 11/Х-31 г. И. Сталин» ^[472]. В 1950 году тремя такими же размашистыми чертами синего карандаша он выкинул из сборника фотоиллюстрацию со своей «резолюцией». Здесь же в сборнике был помещен и групповой фотопортрет: Ворошилов, Горький, Сталин в кабинете писателя, в день, «когда А. М. Горький читал свою сказку». Фотография неудачна, на ней Сталин и Ворошилов выглядят непривлекательно, и, скорее всего, поэтому он и ее несколько раз перечеркнул карандашом, тем самым запрещая печатать ^[473]. Е. Громов, опубликовавший эти документы, сделал вывод: читатель Сталин в 1931 году был в подпитии и потому опрометчиво дал неадекватную оценку сказке, сравнив ее с величайшим мировым шедевром. Через двадцать лет от завышенной оценки отказался ^[474]. Думаю все же, вывод неточен. Не верны и оценки дочери.

Почему в 1931 году 50-летний Сталин вообще вспомнил о поэме Гете? Сказка Горького не вызывает никаких прямых ассоциаций с поэмой. В библиотеке Сталина я также не обнаружил этого произведения Гете, хотя Сталин был, без сомнения, с ним знаком. И все же сравнение возникло совсем не по пьяному недомыслию вождя. В поэме речь идет о совращении с помощью дьявольских чар невинной девушки пожилым Фаустом. В результате девушка, убившая невинный плод нечистой любви – своего младенца, погибает сама. Даже не очень развитый читатель художественного произведения почти всегда бессознательно ассоциирует себя и свои жизненные ситуации с образами и ситуациями художественного произведения. Напомню, что Сталин по крайней мере несколько раз в течение жизни был в ситуациях, похожих на историю Фауста и Магдалины. Поэтому, когда он услышал замечательную, по моему мнению, сказку Горького в авторском исполнении, то отметил не ее поэтическое превосходство, а, так сказать, превосходство философское, идейное – любовь «околдовывает» смерть. Но через двадцать лет ему уже и самому показалась нелепой та давняя реплика. В течение этих двадцати лет той же самой рукой, которой он делал такую многозначительную надпись о любви, Сталин прямо и косвенно подписал смертные приговоры миллионам соотечественников, в том числе когда-то любимым людям. При этом ни его былая любовь, ни привязанность никого не спасали. Скорее наоборот – именно они самым надежным образом предрекали от него же смерть. Смерть привиделась Горькому в традиционном образе склочной старухи, но наяву она явилась в личине седеющего мужчины, который с возрастом становился только ненасытней.

Страница