Мне рассказывали, что на занятиях ПВХО она с недоверием относилась к противогазу, уверяя – если действительно придется его надевать, то шланг обязательно перекрутится, и уж лучше умереть от газов с открытым лицом, чем задохнуться под этим резиновым забралом…
Теперь Марина Ивановна бывает по вечерам у друзей и знакомых одна, без Мура. У Мура появилась девушка, и он предпочитает проводить время с ней.
Когда я была у Марины Ивановны в последний раз и разговор шел на кухне, где она что-то варила, а на столе лежал тот чертов петух, она жаловалась, что Мур становится совсем неуправляемым, что он дружит с какой-то девушкой (а зимой у нас на Конюшках она сетовала на то, что у Мура нет друзей, что он совсем один!), что девушка эта ему не пара – малообразованна, недостаточно интеллигентна, у нее дурной вкус, она старше Мура, опытнее его и явно через многое уже прошла…
Я тогда невпопад сказала, что Муру уже шестнадцать лет, а дать ему можно и двадцать и что ведь все равно рано или поздно…
– А я смотрю на это иначе!.. – перебила меня Марина Ивановна.
10 июня Марина Ивановна пишет поэту-переводчику Кочеткову:
Дорогой Александр Сергеевич!
У меня перестал действовать телефон, м.б. совсем, м.б. временно – не знаю.
Мы остаемся на прежнем месте, так как нигде новых жильцов не прописывают.
Вся надежда – на дачу.
Ныне я от 6 ч. до 8 ч. в Клубе писателей на лекции ПВХО. Оттуда пойду домой и буду Вас ждать.
Еще я дома с утра до четырех, – как Вам удобнее.
Очень нужно повидаться.
Очень растерянная и несчастная. МЦ.
13 июня Муля сообщает Але о матери: «Вообще к ней относятся хорошо, а кое-кто, например Асеев и Эренбург
[111], – очень предупредительны. К сожалению, с соседкой она не нашла общего языка, но такая уж у нее планида. Это, впрочем, не мешает ей быть очень деятельной, много работать и по-прежнему считать твоего брата-красавца грудным младенцем. Нечего говорить, что убранство ее комнаты, мягко выражаясь, оставляет желать лучшего! Боже, что это такое!..»
Как-то в эти дни Марина Ивановна зашла на Кропоткинскую к Марии Александровне Вешневой, сестре Ярополка Семенова. И та вспоминала, что Марина Ивановна была очень расстроена, все время говорила, в какое безвыходное положение опять она попала с жильем. Вешнева предложила ей на летнее время свою квартиру: она с детьми будет на даче, муж ее, Федор Александрович Леонтович, только ночует, он целые дни на работе, квартира большая, и они не будут мешать друг другу. Но Марина Ивановна отказалась, говоря, что это не выход из положения, летом они с Муром могут устроиться и на даче. И потом она боится керогаза, а газовой плиты на Кропоткинской еще не было. А главное, она боится, что из-за нее будут неприятности у мужа Вешневой, который работает режиссером на кинохронике… Лето-то проскочит, а что и как будет дальше?!
18 июня, день второй годовщины своего возвращения в Россию, Марина Ивановна проводит в Кускове, куда она ездит с Муром, с Алексеем Крученых и Лидией Либединской.
А 19 июня Мур пишет Але:
«Дорогая Аля!
У меня два новых увлечения: одна девица и футбол. Девицу оставили на 2-й год в 9-м классе, ей 18 лет, украинка, была в Ташкенте, а теперь ей нечего делать, и мы гуляем, обмениваемся книгами, ходим в кино и т. п. Мама злится, что “ничего не знает о моей знакомой”, но это пустяки. Во всяком случае, я с этой девицей здорово провожу время, она остроумна и изящна – а что мне еще надо?
Увлечение № 2 – футбол – я предвидел. Острые ощущения – замечательная штука! Я был уже на 4 матчах первенства страны. “Болею” за кого попало. В СССР приехали писатели Жан-Ришар Блок и Андре Мальро. Блок выступал в “Интернац. Литературе”. Сегодня был в кино с моей девицей – смотрели “Кино-концерт” и “Старый двор”. Ничего. Лемешев качается на люстре – эффектно. Мы смеялись над поклонницами Лемешева. Моя подруга любит джаз и балет и не понимает “большой музыки”. Обожает читать Клода Фаррера. Мы с ней часто гуляем вечером – днем слишком жарко. В общем, как видишь, – живу. Сегодня иду на футбол “Трактор” – “Динамо”. Прочел замечательнейшую книгу – прямо открытие для меня: “Богатые кварталы” Арагона. А мама эту книгу не переносит!..»
21 июня – суббота. У Яковлевой в Телеграфном переулке, как всегда, очередной «субботник»: собрались переводчики, поэты, была Марина Ивановна и читала там «Повесть о Сонечке».
«Нас было шестеро: Андрей Венедиктович Федоров, Вилли Левик, Элизбар Ананиашвили, Ярополк Семенов, Марина Ивановна и я», – вспоминала Яковлева. Левик потом утверждал, что его там не было, он отлично помнил, где он провел тот вечер (нам всем врезался в память последний мирный вечер!), и Элизбар говорил, что Левика у Яковлевой не было и что народу было больше, но кто именно – припомнить не мог.
Все шло как обычно в этот субботний вечер. Хозяйка в платье до пят разливала чай в тончайшего фарфора чашки и маленькой ручкой, унизанной кольцами, поправляла прическу. Она сидела на высоком павловском диване, поставив туфельку на вышитую подушку, брошенную на пол. И кто-то из гостей в который раз уже бегал на кухню, заставленную десятками чужих столов, и приносил очередной чайник с кипятком. И Марина Ивановна прочла «Повесть о Сонечке», читала свои стихи, читали стихи французских поэтов и русские переводы, сравнивали, спорили и говорили, говорили, как только умеют говорить всю ночь напролет у нас, в России… «Идет без проволочек и тает ночь…»
Потом шли по бульвару, провожали Марину Ивановну – Ярополк, Элизбар и еще кто-то. И снова читали стихи, стоя посреди бульвара, а кто-то сказал – какая чудная летняя ночь, какая тишина, какой чистый воздух после дождя, какое прозрачное небо! И как не верится, что где-то там идет война и что война эта может настигнуть и нас… О войне говорили и думали все, говорили и в ту ночь…
Потом Марина Ивановна пришла домой и, может быть, еще читала. И когда наконец она заснула на своем жестком ложе на чемоданах и ящиках, за голым окном ее комнаты уже розовел рассвет. Для многих и многих последний в их жизни рассвет…
От Балтийского моря до Черного моря с восходом солнца уже начинался бой. С грохотом и ревом обрушилась на нашу землю война! Уже бомбят города, уже в 3 часа 17 минут из Севастополя в Москву, в Генштаб, раздается звонок командующего Черноморским флотом адмирала Октябрьского – в небе вражеские самолеты! А в 3 часа 30 минут из Западного военного округа поступит сообщение – немцы бомбят города Белоруссии; спустя три минуты о том же доложат из Киева; еще через семь минут – из Прибалтики… И уже по всей нашей западной границе бьет тяжелая немецкая артиллерия: германская армия пошла в наступление… И, застигнутые врасплох, уже гибнут и гибнут люди в неравном бою…
А мы все спим, «как только в раннем детстве спят…». Как только в молодости – под воскресенье, когда завтра некуда торопиться, некуда спешить.