– Он сын мясника! – фыркнула Мария с презрением к простолюдинам, которое унаследовала от череды своих высокородных предков. – Не подобает такому человеку давать советы королю.
Екатерина была с этим согласна и не сомневалась, что ее мнение разделяет большинство знатных лордов при дворе. Они ненавидели Уолси за то, что тот был выскочкой незнатного происхождения и узурпировал их освященное вековыми традициями место главного советника короля. Лорды не делали секрета из своего враждебного отношения к казначею, если, конечно, поблизости не было Генриха. Однако Екатерина не хотела быть никоим образом причастной к осуждению короля или его фаворита.
– Уолси учился в Оксфорде, – заметила она Марии. – Он умен, и сомневаться в его способностях и трудолюбии невозможно. Покойный король произвел его в капелланы.
– Для священника он слишком привязан к благам земным! Любит роскошь ради нее самой.
– Король нашел уместным наградить его и продвинуть по службе, он не сделал бы этого без причины, – возразила Екатерина, удивляясь, с чего это она вдруг вступилась за Уолси.
По правде говоря, ее беспокоило, что олмонер втирается в доверие к Генриху и становится для него незаменимым, освобождая короля от множества государственных обязанностей, которые тот сам считал скучными. Она заметила, что в те дни, когда Генрих должен был посещать заседания совета, он часто отправлялся на охоту или на теннисный корт, а в дождливые дни играл в азартные игры или музицировал в своих покоях.
– Мои советники, особенно епископ Фокс, так медленно все делают, – с досадой жаловался он в упомянутый выше день.
– Так скажите им, чего вы хотите, и заставьте выполнить это, – посоветовала Екатерина, устав слышать одно и то же.
– Всегда что-то мешает мне сделать то, что я хочу, – проворчал Генрих.
Екатерина подозревала, что это всего лишь отговорка. Она ведь знала, чего он хочет на самом деле: проводить время за развлечениями в компании молодых щеголей из своей свиты, многие из которых выросли при дворе, бок о бок с принцем.
– Советники ставят меня в положение школяра, – сетовал Генрих, досадливо кривя лицо. – Ноют, что я транжирю отцовские богатства. Называют это мотовством и все время напоминают, что он собирал их долгие годы. Обвиняют меня в пренебрежении делами государства ради «фривольностей», – Генрих очень похоже передразнил интонацию епископа Фокса, – и постоянно жаждут видеть меня на своих бесконечных собраниях, а я этого не выношу.
– Но разве вы не должны присматривать за теми, кто управляет вашим королевством? – мягко спросила Екатерина.
– Они знают, какова моя воля по большинству дел. Если им нужен совет, могут прийти и спросить меня или Уолси. Уолси знает все.
Екатерина про себя вздохнула. Именно этого она и боялась. Уолси не доставлял королю хлопот и не жаловался. Он управлялся с делами, тихо приобретал влияние, и никто не успевал заметить, как многие дела государства оказывались в его руках. А Генриху он предоставлял полную свободу охотиться, строить планы славных кампаний, расточать свое наследство на пиры и писать любовные песни. Ничего из этого Екатерина не могла сказать вслух даже Марии. Ни с кем не могла поделиться своими опасениями, что Генрих слишком полагается на своего нового друга. Если так будет продолжаться, настанет день, когда Уолси захватит всю власть и сделается истинным правителем Англии.
Позже, когда они сидели за столом с Уолси и Брэндоном, Екатерина наблюдала за Генрихом. Мужчины шутили и смеялись, и она заметила, что Генрих постоянно обращается к Уолси, интересуется его мнением, а тот с нескрываемым удовольствием высказывается. Сказать по правде, Генрих предпринимал попытки вовлечь в разговор, в котором участвовал и добродушный Брэндон, и Екатерину, но ей казалось, что Уолси предпочел бы обойтись без нее.
Генрих говорил, что хочет как можно скорее вторгнуться во Францию.
– Браво! – воскликнул Брэндон, улыбаясь Екатерине.
– Величайшие победы достигаются в дипломатии, а не на поле брани, – заметил Уолси.
– Это говорит служитель Церкви! – отозвался Генрих. – Томас, я хочу завоевать славу для Англии! По праву я – король Франции и намерен покорить ее.
– Тогда я буду всеми силами содействовать вашей милости.
Сидевший по другую сторону стола герцог Бекингем потянулся вперед:
– Ваша милость может рассчитывать на поддержку родовитого дворянства!
Между ним и Уолси не было симпатии. Но Генрих проигнорировал намек и поднял кубок в сторону Бекингема:
– Мы позабавимся во Франции, а, Нед!
– Это будет знаменательный день, когда вашу милость увенчают короной в Реймсе, – проговорила Екатерина в надежде, что не будут произнесены более сильные слова.
– И вы будете рядом со мной, моя дорогая. – Генрих улыбнулся и поднес к губам ее руку. – Как обрадуется ваш отец!
Уолси промолчал. Екатерина уже и так подозревала, что по неведомой ей причине он не любит Испанию. Может быть, она и ошибалась и на самом деле он не хотел допускать именно ее влияния. Но с ним вместе, косвенно конечно, и Испании. Она всегда чувствовала на себе его взгляд – выгадывающий, рассчитывающий, оценивающий… Этот человек мог оказаться грозным противником.
Пока они разговаривали, ребенок ворочался и что было сил пинался. Екатерина положила руку мужа на свой живот, и Генрих усмехнулся:
– У нас там превосходный командир, любовь моя! Это будущий принц Уэльский и, да будет на то воля Господня, дофин Франции!
В последнее время король заказывал роскошное убранство для спальни сына и писал наставления о ежедневном уходе за ним. Он снова твердо верил, что родится мальчик. Екатерина даже перестала напоминать ему, что может быть и девочка. А себе запрещала вспоминать о крошечном мертвом тельце, которое вынесли из ее покоев меньше года назад.
За несколько недель до появления младенца Екатерине полагалось удалиться от света.
– Мой отец завел такое установление в отношении родов королевы, – сказал ей Генрих, – и я бы хотел, чтобы вы следовали примеру моей матери. В последние недели беременности ни один мужчина не должен попадаться вам на глаза, кроме меня и брата Диего. Вы должны распорядиться своими дамами так, чтобы они взяли на себя обязанности всех слуг-мужчин; они должны быть дворецкими, стольниками и пажами, и все предметы, в каких у вас возникнет нужда, следует принимать у входа в ваши покои.
Екатерина сделала, как ей велели, и теперь все было готово. В комнату доставили все необходимые вещи. В буфете стояла золотая посуда, была запасена лучина для растопки, принесен переносной алтарь. В огромном сундуке у изножья ее роскошно убранной королевской кровати лежали свивальники, крошечные чепчики, послеродовые пояса и покрывало, в котором ребенка понесут крестить, а также разное льняное белье и голландское полотно, которое понадобится во время родов. Екатерина раздумывала, не приложил ли Уолси руку и к этому.