Маргарет поднялась, потом встала на колени рядом с креслом Екатерины и обняла ее:
– Дорогая мадам, не могу видеть вас такой расстроенной. Послушайте меня. Все это оговор, чтобы испортить вашу репутацию в глазах кардинала Кампеджо и заставить его благосклонно отнестись к королю. Это жестоко, и все сплошная ложь, но ваша слава идет впереди вас, и большинство людей знают, какая вы милая и добрая женщина. За это они вас и любят. А эту шлюху Болейн ненавидят и поносят, отсюда и необходимость выставить вас в дурном свете.
Екатерина склонила голову на плечо Маргарет:
– Что бы я без вас делала, мой дорогой друг? Благодаря вам я смотрю на это письмо как на пустую, глупую болтовню.
– Оно такое и есть! – воскликнула Маргарет. – Мадам, слышали бы вы, что говорят люди на улицах… Когда легат приехал из-за границы в Лондон, они кричали, что король хочет завести себе новую жену для собственного удовольствия, а если раздаются одинокие голоса, которые это опровергают, то все горячо бросаются на вашу защиту. Вас любят, это правда.
– Тем не менее я должна быть начеку. Это предостережение.
И оно исходило прямо от короля. Кто же здесь кого ненавидит?
Дабы не вызывать нареканий, Екатерина перестала покидать дворец без крайней необходимости. Она ходила с мрачным лицом и одевалась в строгие цвета, чтобы не привлекать к себе внимания. Время, которое она прежде проводила в забавах со своими фрейлинами, теперь было посвящено молитвам; у нее даже колени загрубели – столько она стояла на них. И все равно этого было недостаточно. Совет заставил ее подписать клятву, что она не будет ничего писать, кроме как по распоряжению короля. А чтобы она ее не нарушила, повсюду имелись соглядатаи кардинала, неустанно следившие за ней. Екатерина подозревала, что некоторые из ее фрейлин тоже находятся на жалованье у Уолси или были подкуплены, чтобы доносить обо всех ее словах и поступках. Люси Тальбот пришла к ней в слезах и заявила, что должна покинуть двор, немедленно и не объясняя причин. Когда на нее поднажали, она сказала только, что больше не может причинять вред доброй госпоже.
От Екатерины старались избавиться всеми возможными способами – честными и подлыми. Если обнаружится хоть малейший повод обвинить ее в том, что она плохая жена, этим не замедлят воспользоваться. Екатерина это знала.
На третьей неделе октября в покои королевы вошли два кардинала-легата – Уолси и Кампеджо. Екатерина надела королевскую мантию, бархат, меха, украшения и один из самых дорогих чепцов в форме фронтона. Но собственное отражение в зеркале навевало сожаление и уныние. Ей почти сорок три, она и не ждала увидеть юную деву, но выглядела лет на десять старше, чем была. Вот что сделали с ней печали и страдания.
Кампеджо подошел, тяжело опираясь на палку, его красное лицо было напряженным и суровым. Уолси, как обычно, источал елейность, однако брови его были сдвинуты, и держался он натянуто, как же иначе! Но он человек Генриха, напомнила себе Екатерина, сам довел себя до такого положения и не заслуживает ее сочувствия. Кампеджо тоже имел такой вид, будто предпочел бы находиться где-нибудь в другом месте. Что ж, пусть узнают – она не из тех, кого можно запугать. Сесть им Екатерина не предложила, дабы не забывали, с кем разговаривают.
Визитеры начали достаточно вежливо.
– Мадам, нас выбрали незаинтересованными судьями в деле короля, – сказал Кампеджо. Видя выражение ее лица, он продолжил: – Его святейшество не может отказать в правосудии никому, кто его требует, но это Великое дело полно затруднений, и он советует вам, вместо того чтобы представать перед судом, выбрать другой путь, который удовлетворит и Бога, и вашу совесть, а также прославит ваше имя.
– Что же это? – спросила Екатерина, заинтригованная.
Она надеялась, что папа по мудрости своей нашел решение, которое не пришло в голову никому другому.
– Его святейшество был бы весьма доволен, если бы вы вступили в монастырь, – закончил Кампеджо.
На мгновение настала тишина.
– Нет, – ответила Екатерина голосом тихим, но твердым как железо.
– Но, мадам, в прошлом имеются достойные примеры этого. Вы наверняка слышали о королеве Жанне де Валуа, первой жене короля Людовика Французского. Она не могла выносить ему детей, поэтому согласилась на развод и стала монахиней, основала орден аннунциаток и сейчас почитается в народе святой. Может ли женщина желать большего?
– У меня нет к этому призвания, кроме того, я должна заботиться о дочери.
– Вашей милости стоит подумать о своем положении, – вмешался Уолси.
Несмотря на осеннюю прохладу, он весь взмок, это было видно.
– Его величество изучил это Великое дело с такой тщательностью, что я уверен: он знает о нем больше, чем самый знаменитый теолог, – продолжил Кампеджо. – Он объяснил мне в очень четких выражениях, что не желает ничего иного, кроме подтверждения законности или незаконности вашего брака. Но, мадам, я абсолютно уверен: даже если бы ангел спустился с небес и объявил во всеуслышание о законности вашего супружества, он не смог бы убедить в этом короля.
– Мой муж подвергся неблагоприятному влиянию, – отозвалась Екатерина, едва сдерживая гнев.
Кампеджо на редкость сладостно улыбнулся ей:
– Есть более серьезные доводы в пользу ухода вашей милости в монастырь. Ваше благочестие хорошо известно. Права за вашей дочерью будут сохранены, и вы сможете регулярно видеться с ней. Если вы последуете этим путем, папа издаст разрешение на новый брак для короля, и император, вероятно, не будет возражать. Его величество сможет взять себе новую жену, и у него родятся сыновья. Вам, как и прежде, будут оказывать все положенные почести, и ваши мирские владения останутся за вами. Но важнее всего то, что мир в Европе и духовный авторитет Святого престола больше не будут под угрозой. – Кампеджо со скорбным видом умолк.
– Что может ему угрожать? – спросила Екатерина. – Разве папа не является наместником Бога на земле?
– Мадам, король только сегодня предостерег меня, что, если развод не состоится, власть Святого престола в его королевстве будет уничтожена. Да, я вижу, вы потрясены этим так же, как и я.
«Это все пустые угрозы, – подумала Екатерина. – Я знаю, каким становится Генрих, когда что-нибудь не по нему». Вслух она ничего не сказала.
– Итак, вы понимаете, – продолжил Кампеджо, – в ваших интересах уйти красиво. Это решение очень обрадовало бы короля, который готов проявить величайшую щедрость. Принимая монашество, вы утратите только доступ к особе короля; вам подыщут удобное жилище, где вы будете и дальше наслаждаться любыми из мирских благ, каких только пожелаете.
– Нет! – вновь отрезала Екатерина.
Кампеджо и Уолси обменялись полными отчаяния взглядами.
– Мадам, – возобновил свою речь Кампеджо, – мне больно говорить это, но его милость к вам не вернется, как бы ни сложились обстоятельства. Но если вы проявите уступчивость, он предоставит вам все, чего вы потребуете, и закрепит право наследования за вашей дочерью, если у него не появится наследник от другого брака. Вы ничего не теряете, потому что как муж его милость уже для вас потерян.