Сенека - читать онлайн книгу. Автор: Пьер Грималь cтр.№ 62

Первое указание мы находим в той части книги 1, где Сенека говорит, что германцев удалось остановить силами вспомогательных когорт, не прибегая к помощи легионов. Однако после 41 года существовал лишь один участок германской границы, не охраняемый легионами, — ретийский. И дело обстояло подобным образом только до 46 года. Таким образом, эту дату можно принять за terminus ante quern — пусть и не бесспорно, поскольку остается вероятность, что Сенека имел в виду не реальное положение вещей, а его теоретическую возможность. Тем не менее запомним эту дату. Она пригодится нам в качестве индикатора, если окажется, что другие факты подтверждают ее основательность.

Аргументы, имеющие, на наш взгляд, более решающий характер, сформулировать гораздо труднее. Кажется очевидным, что, описывая гнев как состояние, Сенека постоянно «держит в уме» образ монарха вообще, и образ Калигулы в частности. То, что, приводя примеры людей, подверженных гневу, Сенека сосредоточивается на царях, обходя молчанием не только простых смертных, но даже римских магистратов, само по себе выглядит достаточно странным. Учитывая, что произведение посвящено брату философа, казалось бы естественным, если бы в нем разбирались случаи, более близкие к образу жизни Новата. Между тем чаще всего автор говорит именно о гневе тирана. Разумеется, отдельные советы могут найти применение и в практике обыкновенного управителя, к каким относился и Новат, но целый ряд использованных Сенекой выражений неопровержимо свидетельствует, что он прежде всего имел в виду высшего судию, наделенного неограниченным правом карать и миловать: рядовому магистрату и в голову не придет сравнивать себя с Богом. Совершенно очевидно, что автор намекает здесь на Калигулу, который мнил себя подобным Юпитеру. Этот намек подтверждается и ходом дальнейшего повествования, когда автор приводит излюбленное высказывание Калигулы: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись» (oderint dum metuant). Гнев — не более чем жалкая пародия на величие духа, и Калигула, грозящий «низринуть» Юпитера, выглядит безумным ничтожеством.

С другой стороны, анализ гнева содержит многочисленные и вполне очевидные намеки на черты характера Калигулы. Человек, легко впадающий в гнев, учит Сенека, как правило, трус в душе. Но именно эти две особенности — склонность к чванливому богохульству и боязливость — отличали, если верить Светонию, Калигулу. В числе причин, вызывающих раздражительность, Сенека называет хроническую бессонницу. Опять-таки, этим недугом страдал Калигула. Сенека отвергает мнение, согласно которому гневливость способствует красноречию. Но Калигула любил подчеркивать, что его ораторский дар особенно расцветает в минуты гнева. Точно так же напрашивается параллель между замечаниями Сенеки о том, что лицо человека, впадающего в гнев, становится уродливым, и привычкой Калигулы отрабатывать перед зеркалом самые страшные мины. Нет сомнения, что образ Калигулы довлеет над всеми тремя книгами «О гневе». Калигула — типичный тиран, раздражительный и жестокий человек, отрицающий самые основы человечности. Но, конечно, это соображение само по себе еще не может служить достаточно прочным основанием для утверждения, что три книги трактата появились короткое время спустя после смерти Калигулы, когда Сенека еще находился во власти впечатлений этого мрачного периода своей жизни, отмеченного своеволием жестокого и склонного к насилию тирана.

Вместе с тем, если сопоставление описанных Сенекой черт характера гневливого человека с качествами и поведением Калигулы имеет определенный смысл, не менее плодотворным кажется сравнение «справедливого судии» с Клавдием первых месяцев его правления. «Справедливый судия», по определению Сенеки, стремится к тому, чтобы суровость наказания соответствовала тяжести проступка. Именно таким зарекомендовал себя Клавдий в судебной деятельности. Но изданный Клавдием эдикт, в котором он пообещал, что его свойство впадать в гнев никому не причинит вреда, не дает нам никакой зацепки. Эдикт мог быть издан под влиянием трактата «О гневе» (таково наше мнение), но точно так же Сенека мог написать его, желая «поощрить» терпимость императора, особенно заметную по контрасту с жестоким поведением его предшественника. К тому же дата издания эдикта нам тоже неизвестна. Предположительно, он появился в начале правления, поскольку в нем содержится правительственная программа.

Более многообещающей выглядит одна фраза Сенеки из книги III. Рассуждая о людях, которые тиранят своих домашних, он добавляет, что те же самые люди «жалуются на недостаток в общественной жизни свободы, которой в собственном доме не терпят». Вспомним, что в начале своего правления Клавдий подверг решительному осуждению жестокость Калигулы и посулил возврат к свободе, для пущей торжественности повелев отчеканить по этому поводу новую монету. Упомянутая фраза Сенеки не могла во всеуслышание прозвучать прежде, чем император официально провозгласил курс на возвращение свободы, потому что в противном случае автору грозило бы обвинение в оскорблении величества.

В силу всех перечисленных причин: наступления правления, производившего впечатление «либерального», когда принцепс не только допускал, но и приветствовал стремление писателя осудить предшествовавший режим, память о котором все еще жгла сердца; сосредоточения на одном как минимум участке германской границы вспомогательных войск; замечания Сенеки о необходимости скрывать свои чувства, общаясь с сильными мира сего (после 49 года он вряд ли мог бы написать подобное), и его же наблюдения, что многим удалось выжить при дворе тирана благодаря своей способности притворяться не понимающими оскорблений (этим же аргументом охотно пользовался и сам Клавдий, объясняя свое поведение до восшествия на престол), — в силу сопоставления всех этих фактов логично предположить, что все три книги «О гневе» были написаны в первые месяцы правления Клавдия, когда общество, как всем казалось, вздохнуло с облегчением после тирании Гая. Во время ссылки подобный оптимизм выглядел бы совершенно неуместным. Следовательно, любая датировка, как целого, так и отдельных частей трактата, периодом после конца 41 года исключается.

Но если принять эту гипотезу, тогда значение трактата предстает в несколько ином свете. То, что он содержит советы философа брату о том, как себя вести на руководящей должности, олицетворяющей «право меча» (jus gladii), очевидно. Но не менее очевидны и размышления автора о разрушительных последствиях действий монарха, легко поддающегося приступам гнева. И трактат приобретает неоспоримое политическое значение. В нем обнаруживаются темы, которым впоследствии предстоит составить костяк трактата «О милосердии»: необходимость для принцепса придерживаться справедливости; неприятие жестокости; забота об уважении союза, который служит основой человеческого сообщества и объединяет людей между собой. Коротко говоря, совокупность трех книг «О гневе» содержит набросок стоической теории царской власти. Формально это еще не трактат, а именно набросок. Внешним поводом к его написанию, заявленным посвящением Новату, служит подготовка брата философа к ответственной карьере — точно так же Цицерон в 59 году составил для своего брата Квинта настоящее «руководство по управлению людьми». Но помимо проблем Новата Сенеку интересуют проблемы высшей власти и справедливости. Нет сомнения, что ум его в это время занимали и мысли о собственной карьере. Намеки политического характера на тиранию Гая рассчитаны на то, чтобы понравиться новому властителю — в той мере, в какой тот намеревался подчинять свое поведение определенному нравственному императиву. Мы знаем, что вскоре в дело вмешалась Мессалина, и все надежды философа рухнули, а сам он оказался вовлеченным в дворцовые интриги. Тем не менее трактат «О гневе» остается для нас свидетельством образа мыслей Сенеки в первые месяцы нового правления. Он до самой последней минуты не подозревал об ударе, жертвой которого ему предстояло стать. Настроенный продолжать начатую карьеру и добиваться торжества главных принципов и ценностей стоицизма, он рассчитывал на поддержку Клавдия, но не учел в своих расчетах слабости принцепса, на глазах превращавшегося в игрушку в руках жены и приближенных отпущенников.