Сенека - читать онлайн книгу. Автор: Пьер Грималь cтр.№ 59

Однако это невозможно без хотя бы некоторых заимствований из греческих философов. Так, Секстий рекомендует ежедневно устраивать экзамен собственной совести. Возможно, в данном случае, как и в вопросе осуждения мясной пищи, перед нами заимствование из пифагорейской традиции, если не из эпикурейского учения. Точно так же еще одну максиму Секстия — «тот, кто слишком горячо любит свою жену, уже повинен в блуде» — можно соотнести с Катоном Цензором, но не будем забывать, что в начале гражданской войны Катон Утический подвергал осуждению «счастливый брак» с позиций стоицизма. В этом пункте сентенция Секстия согласуется со стоической моралью, а также с традиционной этикой семейных отношений, характерной для старого Рима.

В других фрагментах Секстия, сохранившихся благодаря Сенеке, можно найти и другие высказывания в духе стоицизма. Например, идея о том, что «Юпитер может не больше того, что может порядочный человек». Комментируя это изречение, Сенека использует чисто стоическую терминологию, подчеркивающую абсолютный характер Добра. Также принадлежащим стоицизму можно считать сравнение человека с полководцем, во всяком случае, акцент на власти разума над чувствами. В той же манере в трактате «О счастливой жизни» Сенека рассуждает об отношениях разума и внешних вещей. Разум занимает центральное положение в личности человека и постоянно находится в движении, направленном в две стороны: от периферии к центру и от центра к периферии. Сравнение разума с руководителем (лат. «dux», греч. «hgemwu») заимствовано у платоников, это ясно, но анализ психологического механизма, благодаря которому осуществляется функция «руководства душой», — чистый стоицизм. Секстий настаивает, что для применения власти Разума необходимы особые условия: порядок и отсутствие суеты. Здесь легко узнать идеи, которыми дорожил и Сенека, в частности идею об «упорядоченном уме» (compositio mentis). Однако эту идею Сенека взял не у Секстия. Еще первые стоики подчеркивали хаотический характер движений души и говорили о необходимости подчинять их дисциплине. Таким образом, Сенека был прав, называя Секстия стоиком, хотел того последний или нет.

Школа Секстия оказалась недолговечной и не пережила даже второго поколения. Попытка высвободить римскую философскую мысль не имела перспективы и не могла принести успеха. Слишком тесное переплетение с греческой философской мыслью делало невозможным их разделение. Самым ярким учеником Секстиев, отца и сына (Секстий-сын на протяжении какого-то времени продолжал дело отца), бесспорно, следует считать Цельса, но дошедшее до нас творчество Цельса, лишенное не только четкости формулировок, но и философского содержания, свидетельствует об ограниченных возможностях школы Секстиев.

Другим известным учеником Секстия-отца был, как мы уже говорили, Папирий Фабиан. Сенека и его называет «одним из истинных старинных философов». Этот враг красивостей в борьбе против страстей применял методику своего учителя и использовал его же сравнения. Главное его достоинство, судя по всему, состояло в ораторском таланте. Сенека сохранил яркие воспоминания об ученых спорах с участием Фабиана, на которых ему довелось присутствовать, но, что знаменательно, Луцилий не получил никакого удовольствия от чтения написанных им трактатов, наверняка не блиставших глубиной мысли и, естественно, лишенных страстной силы убеждения, которой отличались его устные выступления. Также примечательно, что Сенека не испытал потребности перечитать творения Фабиана, тогда как к сочинениям Секстия-отца он возвращался не раз.

Возможно, именно Секстий-отец привил Папирию вкус к изучению Природы. Известно, что его перу принадлежит как минимум три книги «Естественных причин» и две книги «О животных». Его неоднократно цитирует Плиний Старший. Его интерес, насколько мы можем судить по этим цитатам, касался любых аспектов жизни природы, от глубины морей до повадок дельфинов и выращивания оливковых деревьев. Сопоставление этих произведений с исследованиями Цельса и трудом Секстия-отца о медицине приводит к выводу, что школа Секстиев, помимо акцента на изучении житейской морали и воспитания воли, разделяла со стоицизмом и интерес к изучению явлений природы. Эта особенность объясняет также и происхождение того же интереса у Сенеки, зародившегося в годы жизни в Египте и сохранившегося до конца дней, как о том свидетельствуют «Вопросы естественной истории», написанные в период отставки. Велико искушение предположить, что решающую роль в этом вопросе сыграло влияние Фабиана. Если это действительно так, то «научная» часть наследия Сенеки вписывается — весьма смутно — не в стоическую традицию, а в традицию «натуралистов» и римских энциклопедистов и следует линии Катона и Варрона в неменьшей степени, чем линии Посидония.

Очень трудно, если вообще возможно, с точностью указать, в какой момент времени Сенека учился у Фабиана. Известно, что он умер в последние годы правления Тиберия. В одном из писем к Луцилию Сенека рассказывает, что своими глазами видел, как его старый учитель краснел, выступая перед сенаторами. Этот эпизод мог иметь место не раньше 34 года, когда Сенека вошел в сенат. Если наша гипотеза верна и Сенека своим призванием «натуралиста» обязан Фабиану, он должен был числиться среди его учеников до своего отъезда в Египет, то есть до 25 года. К этому времени Фабиан, которому исполнилось около 60 лет, если, как принято считать, он родился около 35 года до н. э., давно оставил риторику ради философии. Чтобы вычислить возраст Сенеки, в котором он внимал урокам Фабиана, в нашем распоряжении есть одна-единственная зацепка, а именно характер впечатления, произведенного на него красноречием философа. Сенека вспоминает об этом в сотом письме, и, насколько позволяют судить эти воспоминания, уроки Фабиана не произвели в его душе такого же глубокого переворота, как уроки Сотиона и, в меньшей степени, Аттала. Очевидно, ум его достиг к этому времени большей зрелости, позволявшей распознать истинный талант. По этой же причине мы считаем, что Папирий Фабиан стал последним из учителей Сенеки, который посещал его уроки около 20 и 21 года н. э., в последние годы юности.

Таковы были люди, под влиянием которых формировалась мысль Сенеки начиная с 16 лет и до достижения «возраста мужчины». Каждый из учителей дал ему что-то свое, а течения мысли, которые они представляли, иногда противоречили друг другу, а иногда взаимно усиливали одно другое. Мистицизм Сотиона уравновешивала научная точность Аттала, который, как нам кажется, стал для Сенеки учителем в полном смысле этого слова, поскольку именно он научил его философским приемам и формально приобщил к стоицизму. На счет Секстиев (и Фабиана как их «посредника») следует, бесспорно, отнести вкус к метафорам, пламенному красноречию, одним словом, все то, что обычно в творчестве Сенеки именуют «диатрибическим стилем». Интересно отметить, что этот стиль сформировался у него не под влиянием греческой диатрибы, а под влиянием школы, которую сам он считал чисто римской. Разумеется, Секстий-отец и сам, в свою очередь, впитал опыт греческих народных проповедников, но он использовал только римские метафоры, что свидетельствует о его твердой решимости перенести на римскую почву кинико-стоическую «диатрибу».

Наконец, именно римской традиции — и мы постарались это показать — Сенека обязан своим живым интересом к явлениям окружающего мира, к Природе, в которой он жаждал видеть творение Бога стоиков.