Нет, не может быть, невозможно! Оттуда, куда ушел Дунаев, не возвращаются!
Тогда что это? Злая шутка? Другой музыкант, взявший известное имя?!
Феличе заставила себя подойти к афише. Присмотреться.
Шальные глаза цвета кофе, узкое лицо, резкие черты – пожалуй, его дальний предок мог бы носить фамилию Риварес
[38]… Его, бесспорно, узнает любой поклонник классической музыки. Зато уже никто и никогда не узнает в нем бродягу Прогонини.
Господи, как же это?..
В груди защемило, по щеке скатилась слеза.
Феличе смахнула ее прочь – еще не хватало плакать, словно девчонка шестнадцати лет!
Рядом зарычал Сенсей. Его тоже перехлестывало чужими эмоциями, еще чуть – и начнет бросаться на проезжающие машины, как деревенская шавка.
Черти бы взяли эту бюрократию и эти эмоции!
Феличе опустила руку на волчью холку. Вместе немного проще.
Нет, неправда.
Вместе намного проще. Вот и она уже куда спокойнее. Даже, пожалуй, веселее…
Она хмыкнула, вспомнив своих учеников. У них так – всегда. Сплошные эмоции, сплошные гормоны. То вверх, то вниз, без остановки. Подростки. Но справляются же! Пусть и с ее помощью…
Пока шли к дому Феличе, Сенсей тихо ворчал и порыкивал то на ворон, то на бродячих кошек. А на нерадивого дворника, бросившего метлу посреди тротуара, едва не кинулся.
– Нервы – не повод возвращаться к тому, от чего ты сбежал в лесах Оверни, – хмыкнула Феличе, хватая его за ошейник. – Тихо, собачка моя. Сидеть.
Сенсей хрюкнул и сел ей на ногу. Преданно заглянул в глаза. Вывалил язык – ну натуральная китайская зайка!
Феличе засмеялась.
Сейчас, после полиции, после этой афиши, ей было нужно – плакать, смеяться, избавиться от бури чужих эмоций хоть как-то. И Сенсей отлично знал как.
Внезапно подпрыгнув, он лизнул ее в лицо, едва не повалив на асфальт.
Бедняга дворник испугался, схватился за метлу – отогнать бешеную собаку с риском для жизни…
Но Феличе снова засмеялась, схватила волка за мохнатые щеки и смачно поцеловала в нос.
– Пошли домой, старая развратница, – проворчал Сенсей. – Не здесь же!
Обалдевший дворник смотрел им вслед – Красной Шапочке и Серому Волку, идущим по туманной питерской улице. Феличе даже на миг захотелось рассказать ему правильную сказку: о той осени в Оверни, когда одна девушка спасла Жеводанского Зверя от охотников, лесорубов, инквизиции и просто озверевших крестьян. Совсем затравили беднягу, свалили на него все грехи – от пропавших овец до загулявших жен. Нельзя же было бросить его на растерзание!
Она могла бы рассказать дворнику сказку о том, как Красная Шапочка и Волк подружились и дружат вот уже… Да кто их считает, эти годы! Все равно ничего по большому счету не меняется. Особенно привычка носить осенью красные шляпки.
Сенсей проснулся часа через три, отдохнувший и спокойный. Не одеваясь, пришел на кухню, где Феличе пила седьмую по счету чашку кофе – не то чтобы кофе ее бодрил, просто ей нравились простые человеческие радости. Хороший секс, чашечка кофе с «Бейлисом», омлет с ветчиной. Пожалуй, она бы не отказалась еще поспать и увидеть сон – но это уже было за пределами ее возможностей. В смысле, свой собственный сон. Сегодняшний сон Сенсея она уже видела. Хороший сон: он снова был молод, его конь несся вскачь по полям, его егеря трубили в рога, его борзые заливисто лаяли, загоняя оленя, а селянки на полях кланялись господину и призывно улыбались – вдруг господину захочется по дороге с охоты испить воды или улучшить крестьянскую породу?
– С добрым утром, сир, – поздоровалась Феличе на старом французском, улыбнулась и повела плечом, как самая фигуристая селянка из его сна. – Не изволите ли кофе и омлет?
Сенсей потянулся и засмеялся.
Ему было хорошо – легко, свободно, весело. Самое лучшее настроение.
– Омлет и быка! Я голоден, как волк! Р-ры! – он снова рассмеялся. – Страшный волк! Боишься?
– О да, сир, я вся дрожу от страха! – голосом кокетливой селяночки отозвалась Феличе и тоже рассмеялась. – Не кушайте меня, я вам иначе пригожусь!
– Ладно, уговорила. Буду кушать ветчину. Много ветчины!
Пока Сенсей уничтожал омлет, запивая его кофе из самой большой кружки, Феличе рассказывала – уже без хаханек, по делу. Кому позвонила, что узнала.
– След совершенно явный. Лысая, синяя – наверняка Анаша, тусит в «Парадизе». Твой Серый обещал разнюхать, с кем, как, почему и все прочее.
– Мне не нравится эта легкость. Не суйся туда без меня.
– Я и не собиралась. Вся эта заварушка мне совершенно не нравится. Не люблю играть втемную. Еще кофе?
– Хватит. Во сколько собираемся?
Феличе хмыкнула и кивнула на его джинсы. Пока Сенсей спал, она достала одежду из сумки, погладила и повесила на плечики.
– Ты как раз успеешь одеться, Страшный Волк. Эльвира и все прочие ждут нас к одиннадцати.
* * *
Если бы Феличе умела ненавидеть, то она бы ненавидела педсоветы.
Особенно такие, как сегодня.
Все на нервах, все на взводе. И ни одной дельной мысли, словно здесь одна Феличе умеет думать логически, а все прочие – так, на лавочку за сплетнями пришли. В руках этих людей… ладно, не только людей. В их руках – благополучие одного из крупнейших городов Европы? Да им плюшевую игрушку доверить нельзя! Вместо того чтобы искать пути решения проблемы, наперебой кинулись выяснять, кто виноват.
Кто виноват, что мусорщики убили ученика? Кто виноват, что ученик забрел в ту подворотню? Кто виноват, что в городе уже средь бела дня нападают на людей и куда вообще смотрят боевики и лично Сенсей?!
На этой фразе Гремлин – рыжий не только по масти, но и по характеру информатик – оторвался от своего неизменного планшета и выразительно поглядел на грудь Феличе, мол, он-то знает, куда смотрит Сенсей.
А Сенсей тихо зарычал. У него плохо с чувством юмора, зато хорошо с зубами.
В пылу дебатов господа преподаватели рычания не услышали. Или уже привыкли – сегодня рычали, орали и кусались все. Даже пышечка-хохотушка Оксана Николаевна Коваль, учительница труда у девочек и потомственная колдунья вуду, и та требовала закрыть школу на карантин, обязать учеников посидеть дома, пока боевики призовут к порядку мусорщиков и прочую низшую нежить!..
Она тоже при этом смотрела на Феличе и на Сенсея. Как будто они – волшебники.
Против закрытия школы даже на день тут же высказались все поголовно, и то хорошо. Но Эльвире пришла в голову не менее гениальная идея: раз закрыть школу нельзя, можно удалить из нее наиболее опасных учеников.