Черчилль. Биография - читать онлайн книгу. Автор: Мартин Гилберт cтр.№ 105

Раздавленный и униженный, Черчилль во второй половине дня написал Асквиту: «Я согласен на любую должность, самую незначительную, если угодно, которую вы предложите мне, и продолжу служить на ней в это военное время, пока дела, в которых я глубоко заинтересован, не разрешатся благополучно, в чем я уверен».

«Рассчитывайте на меня абсолютно – если я еще чем-то полезен, – писал он в другом письме в этот же день. – Если нет – какое-нибудь занятие на фронте». Через два дня Асквит предложил ему пост канцлера герцогства Ланкастерского – синекуру, сохраняющую ему место в Военном совете. Черчилль согласился.

Черчилль еще два дня оставался в Адмиралтействе. Одним из тех, кто посетил его, был Китченер. Он был настроен доброжелательно. Какое-то время они поговорили о совместной работе. Собираясь уходить, он сказал Черчиллю: «Есть, по крайней мере, одно, чего у вас никогда не отнять. Флот готов».

Карьера Черчилля в Адмиралтействе завершилось. Большинство комментаторов полагали, что закончилась и его карьера в целом. Но редактор Observer Д. Л. Гарвин с уверенностью заявил: «Он молод. Он обладает неустрашимым мужеством. Никому не сравниться с его способностями и энергией. Час его триумфа еще придет».

Черчилль с Клементиной и тремя детьми перебрался в дом брата на Кромвель-роуд, 41, напротив Музея естественной истории. Брат служил в Дарданеллах. Его жена леди Гвенделин с двумя сыновьями радушно приняла их. Но Черчилль чувствовал опустошение из-за неудачи операции в Дарданеллах. «Он всегда в нее верил, – позже вспоминала Клементина. – Когда он ушел из Адмиралтейства, ему казалось, что все кончено. Я думала, он никогда не оправится. Я думала, он умрет от горя».

Теперь у Черчилля появилось много времени для размышлений и попыток разобраться, что он сделал не так. «Если я ошибался, – написал он Хенки в июне, – то лишь в том, что пытался проявить инициативу, не будучи уверенным, что в моем распоряжении есть необходимые средства и ресурсы для ее успешной реализации. От антверпенской экспедиции до Дарданелл никогда не было четкого плана. Теперь в Дарданеллах без плана может произойти самая страшная катастрофа».

В течение лета Китченер строил планы нового наступления на Галлипольском полуострове. Бальфур, преемник Черчилля на посту первого лорда Адмиралтейства, как и Черчилль, обеспечивал поддержку армии в Галлиполи с моря. Одним из его первых шагов в этом направлении стало согласие направить две дополнительные подводные лодки – то самое, которое привело к отставке Фишера. Черчилль часто выступал в Военном совете, теперь переименованном в Дарданелльский комитет, высказывая свое мнение о возобновлении сухопутной операции и захвате фортов, что дало бы возможность флоту наконец попытаться пройти через пролив. Но его взгляды не принимались в расчет. У него не было штаба, который бы изучал их и развивал; у него не было под рукой и мощного государственного департамента с его бюджетом и персоналом.

Черчилль считал своим долгом защищать свою деятельность на посту первого лорда. Выступая в Данди 5 июня перед избирателями, он сказал: «Архивы Адмиралтейства в подробностях покажут роль, которую я сыграл во всех важнейших операциях. Именно к ним я обращаюсь за защитой». Он также требовал от правительства более активного планирования и руководства. Сам он совершенно очевидно уже был в стороне от принятия решений. «В ответ на жертвы, – говорил Черчилль, – которые все готовы принести, нужны активные действия. Поступки, а не колебания, поступки, а не слова. Поступки, а не агитация. Нация ждет их. Долг правительства – объявлять, что следует делать».

В речах Черчилля вновь начали звучать нотки оптимизма, которые были характерны для его выступлений накануне войны: «Смотреть вперед, а не оглядываться назад. Найти новую энергию в душах и сердцах и приложить ее всем вместе в решающем усилии. Время суровое, нужда крайняя, страдания Европы бесконечны, но объединенная мощь Британии будет неотразимой в войне. Мы – великий резерв совместного дела, и этот великий резерв сейчас должен выступить единым фронтом».

Призыв Черчилля был оценен. «Я овладел собой и успокоился, – писал он одному своему другу. – Вчера осознал, что не совсем бессилен». Тем не менее он был бессилен повлиять на ход событий в Дарданеллах. Он следил, беспокоился, предупреждал, но не обладал властью для активных действий. Во вторую неделю июня он узнал о тяжелых потерях, которые понес флот на мысе Геллес в ходе неудачной попытки наконец достичь целей, поставленных почти два месяца назад.

Погибло более шестисот человек. Два батальона пришлось расформировать. «Бедная флотская дивизия, – писал Черчилль брату 12 июня. – Увы, бойня была жестокой. Всех, кого я знал, не стало. Опять мне захотелось быть с тобой рядом. Но в настоящий момент мой долг быть здесь, где я могу повлиять на ход событий». Но эта надежда была иллюзией. Влияние Черчилля было практически несуществующим, на его предупреждения коллеги редко обращали внимание. Раз за разом он выступал в Дарданелльском комитете, безуспешно доказывая, что лучше на некоторое время отложить наступление, пока не будет достигнуто превосходство. «Все эти недели мне приходится вести суровую битву, – рассказывал он брату 19 июня, – и отвоевывать буквально каждый дюйм. Новое наступление планируется на начало августа. Больше всего меня беспокоит, что для этого недостаточно людей».

Еще больше тревожила Черчилля, как он писал брату, «уверенность, что война не закончится в этом году. Это порождает у меня грустные мысли. Юность Европы – почти целое поколение – будет выбита».

На лето Черчилль поселился в деревне – в Хэу-фарм близ Годалминга, перестроенном сельском доме эпохи Тюдоров. «Прекрасная долина, – написал он брату, – и сад сверкает летней роскошью. Мы живем очень просто, но со всеми необходимыми для жизни удобствами – горячими ваннами, холодным шампанским, молодым горошком и старым бренди». Однажды его невестка леди Гвенделин раскрыла в Хэу-фарм свой мольберт. Его это заинтересовало. Она, увидев, что он наблюдает за ней, подумала, не помогут ли занятия живописью развеять его мрачное настроение. Она предложила ему пользоваться акварельными красками своих сыновей. Когда он сосредоточивался над холстами, ему казалось, что его заботы испаряются. Он нашел способ справиться с напряжением и депрессией.

Через неделю Черчилль пригласил в Хэу-фарм Хейзел Лавери. Жена художника сэра Джона Лавери и сама была художницей. Когда она приехала, Черчилль стоял у мольберта. На неделе он закупил масляные краски, палитры, скипидар и кисти. Он хотел изобразить пейзаж перед домом – дорожку, пруд, кусты, деревья на заднем фоне и небо. Позже он вспоминал, как его гостья вышла из автомобиля и воскликнула, увидев его за мольбертом: «Рисуете! Дайте мне кисть, самую большую! Затем, – воспоминал Черчилль, – всплеск скипидара, удар синим, белым, яркое пятно на палитре, несколько яростных мазков и штрихов синего по абсолютно закрашенному холсту. Любой понял бы, что обратного пути нет. Никакая судьба не остановит это лихое насилие».

Леди Лавери хорошо выполнила свое дело. «Холсты теперь беспомощно скалились передо мной, – писал он. – Проклятие было снято. Болезненная подавленность исчезла. Я хватал самую крупную кисть и яростно набрасывался на жертву. С тех пор я перестал робеть перед холстами».