Братья Стругацкие - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Володихин, Геннадий Прашкевич cтр.№ 41

А к Поликарпову в ЦК КПСС я все же потом, когда нас стали здорово прижимать, сходила. Он на мои жалобы отреагировал так: „Ты зря пришла. Разве это беда? Вот когда будет совсем худо, тогда приходи“. Он на собственном опыте знал, почем фунт лиха: бывал бит, унижен, возвышен вновь. А к тому времени, когда у нас в издательстве „стало совсем худо“, его самого уже не стало…»

В марте 1964 года братьев Стругацких приняли в Союз писателей СССР.

«Это была длительная нервомотающая история, — писал Борис Натанович Г. Прашкевичу (4. Х.2010). — Два раза (кажется) нас проваливала московская приемная комиссия. По рассказам сочувствующих наблюдателей, комиссию раздражало, что нас двое и что живем мы в разных городах. (Криминал, конечно, поскольку в каждом городе было свое отделение СП. — Д. В., Г. П.) То, что мы пишем фантастику, раздражало особенно, а кроме того (по слухам), члены приемной комиссии еврейской национальности не желали нам простить, что мы, Натановичи, пишемся в анкетах русскими, а члены приемной комиссии антисемиты по тому же поводу бурчали насчет пархатых, норовящих везде пролезть без мыла. Рекомендателями у нас были Кирилл Андреев и (кажется) Ефремов с Ариадной Громовой — все люди в авторитете, но толку от них было немного. Почему в конце концов дело сдвинулось, так и осталось неизвестным, но существует легенда, будто бы кто-то из московских писательских начальников пожаловался на этот вялотекущий скандал начальнику питерского Союза писателей поэту Александру Прокофьеву, знаменитому (в Питере) Прокопу — мужику безусловно дремучему, но совсем не злобному. „А что, ребята-то хорошие?“ — спросил якобы Прокоп. Ему ответили: „Хорошие“. — „Ну так давайте их ко мне, в Питер, мы их примем“. И мы (якобы) оказались приняты в Питере, причем с первого раза. Не знаю, правда ли все это, но писательский билет вручал мне именно Прокоп — красный, благодушный, невероятно, почти мистически, похожий на тогдашнего вождя Никиту Хрущева».

Затем последовали другие важные события.

Аркадий Натанович ушел из «Детгиза» — на «вольные хлеба».

Теперь, «на досуге», он закончил перевод фантастического романа Кобо Абэ «Четвертый ледниковый период», а летом 1965 года перевел еще роман Джона Уиндема «День триффидов».

Ну а Борис Натанович переехал в кооперативную квартиру на улице Победы, где живет и поныне. Здесь, в новой квартире, можно было с новой силой отдаться давней, непреходящей и чудесной страсти — филателии.

«О, марочки мои, марочушечки! — признавался Борис Натанович (письмо Г. Прашкевичу, 8.XII.2010). — Я филателист-тиффози с 1948 года (когда попал мне в руки только что вышедший, новейший каталог марок СССР — лучший из всех каталогов того времени). С тех пор чего я только не собирал: и „Космос“, и английские колонии с Англией вместе (жалкая попытка — такое под силу только Королевскому Дому), и „первые серии стран мира“, и „1942“, и Боснию-Герцеговину, и Россию, и — почти все это время — СССР, СССР, СССР — „советы“… Последние десять лет, постарев и остепенившись, прочно и навсегда остановился на теме „Почта РСФСР. 1917–1923“. Письма, открытки, бандероли того времени, почти бесконечное разнообразие тарифов, инфляционных переоценок, тщательно изученный великими предшественниками и тем не менее таящий новые и новые открытия, открытьица, неожиданности и нюансы мир. Мир, куда можно нырнуть с головой. Где ты — все: и Колумб, и Петр, и Билл Гейтс в одном лице.

О марочки вы мои, марочушечки! Только вы одни мне никогда не измените!»

А 14 октября 1964 года был отправлен в отставку Н. С. Хрущев.

По словам Бориса Натановича, весной 1965 года оба брата приехали в Дом творчества в Гагры и там никак не могли начать новую вещь. Идеи, заготовленные для сюжетной основы, «не пошли». Перебор новых идей ничего не дал: «Опять застопорило, как это уже случилось с нами четыре года назад во время работы над „Попыткой к бегству“. Опять был тупик, и опять мы испытывали панику того рода, какую мог бы испытать Дон Жуан, которому врач вдруг сказал: „Всё, сударь. Увы, но вам следует забыть об этом. И навсегда“».

Кризис был ожидаемый. После повести «Хищные вещи века», проходившей через рогатки цензуры криво и трудно — как болт, который забивают в стену вместо гвоздя, — и после шквала большой политики, ударившего по СССР в 64-м, кризис получил надежную подпитку. Еще 20 февраля 1965 года Аркадий Натанович написал брату: «Борька, у нас, по-моему, с тобой назрел творческий кризис, за которым должно следовать что-то новенькое. Эх, нам бы посидеть спокойно и поругаться всласть несколько дней, то-то было бы славно! Я здорово устал, как и ты, наверное, а между тем меня не оставляет этакое возбуждение, когда хочется рваться с места, прискуливая, и мчаться к чистой бумаге и машинке, чтобы оформить какие-то неясные идеи, ворочающиеся в башке».

Но вот случилось давно предсказанное, и звездному тандему, надо полагать, небо показалось с овчинку. Когда читаешь «Комментарии к пройденному» Бориса Натановича, создается ощущение, будто не клеился сюжет. Но проблема сюжетного конструирования, как видно, являлась производной от гораздо более серьезной проблемы. На порядок более серьезной.

Стругацкие «заматерели». Очень важно сейчас понимать, до какого уровня доросли они тогда в советской литературной табели о рангах. Разумеется, им еще не тягаться было с зубрами советской «секретарской» прозы, но для многих толстых журналов они давно стали желанными авторами, хотя как бы и не первого сорта: не сановиты… к тому же фантасты… Зато среди представителей указанного жанра за братьями Стругацкими закрепилась истинная лидерская роль, которую до поры до времени делили с ними только Ефремов да в меньшей степени Казанцев. Стругацкие набрали авторитет. Их вещей ждали. К тому же они научились работать в исключительно высоком темпе и с исключительной энергией «пробивали» рукописи у издателей. Уже к середине 1960-х они располагали поистине звездной коллекцией книг. И по объему напечатанного с ними в то время никто из советских фантастов сравниться не мог.

Но не всё ведь зависит только от авторов.

В январе 1965 года Аркадий Натанович смятенно писал брату: «Положение в „Молодой гвардии“ катастрофическое. Ленке тайком передали верстку первого и рукопись второго выпуска „Фантастик“ с пометками и замечаниями директора, главного редактора и замглавного. Полный разгром… Видимо, дело идет о самом существовании альманаха — да это бы еще полбеды! — и о всем курсе фантастики в „Молодой гвардии“… Настроение у всех крайне подавленное».

Правда, с появлением статьи критика А. Румянцева «Партия и интеллигенция» в газете «Правда» (в номере от 21 февраля) возродилась какая-то надежда. Вроде бы наметилось некоторое идеологическое потепление, актуализировалась возможность «маневрировать». И такая ситуация продержалась до 1968 года — до ввода советских войск в Чехословакию.

Надо полагать, Стругацких мучило ощущение важной потери. Ощущение общее (подчеркиваем это) со значительной частью интеллигенции.

Стругацкие отчетливо понимали, что: