Любовь гика - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Данн cтр.№ 79

– Успокойся, Элли.

Мешкоголовый преследовал близняшек несколько недель. Это мешало им принимать у себя посетителей – ценителей эротической новизны (обычно такие визиты случались один или два раза в месяц). Пришлось все отменить. Но Джонатан Томаини, который вначале громко кричал, что сутенерство унизительно для его тонкой артистической натуры, уговорил их принять одного особого клиента, несмотря на риск. Он привык получать свои десять процентов с прибыли.

– Это не просто какой-нибудь губернатор штата. О его богатстве ходят легенды. Когда я понял, кто это… в смысле, он приходил на выступления три дня подряд. Вы его околдовали. Он не просто заинтересован. Он влюблен. Я узнал его в лицо, но не мог вспомнить имя. Он сразу все понял, как только я подошел со своим предложением. Истинный джентльмен. Человек восприимчивый и утонченный. Он избавил меня от унижения обсуждать специфические подробности. Сам предложил цену. Десять тысяч долларов! Думаю, ради такого нужно постараться.

Элли согласилась из чисто бунтарского противоречия. Ее не интересовали ни деньги, ни миллионеры. Элли возмущало, что Арти мешает ей жить так, как хочется.

Лишь через несколько дней, после долгих раздумий я поняла, что случилось в ту ночь. Все было спланировано очень тщательно. Целую неделю близняшки ложились спать рано, чтобы усыпить бдительность Мешкоголового. В тот роковой вечер они погасили свет в обычное время и стали ждать.

Предполагалось, что Томаини отвлечет Мешкоголового: пригласит в свою холостяцкую берлогу, угостит пивом и заведет разговор по душам.

– Попроси его рассказать о себе, – посоветовала Элли. – Он пишет так медленно, что это займет не один час. Попытайся напоить.

Высокопоставленный гость явился в назначенное время, был встречен радушно и уже предвкушал удовольствие.

– Он сходил в душ, мы уложили его на кровать и приступили к самому интересному, как вдруг дверь распахнулась, – рассказала Ифи. – Я лежала лицом к зеркалу. Я все видела в зеркало. Поэтому я и закрыла его халатом.

– Откуда мне было знать, что он не умеет пить? – вопрошал Томаини.

На самом деле, пить не умел сам Томаини. От пива его развезло, и вместо того, чтобы вызвать Мешкоголового на откровенность, Томаини заговорил о себе любимом. Мешкоголовый потом пересказал все Арти. Я нашла в мусорной корзине несколько смятых листков из его блокнота.

На одном было написано: «Он говорил, что мастерски умеет дрочить. Он пианист, и у него хорошо разработаны пальцы. Я подумал, он собирается предложить задрочить мне, и встал, чтобы уйти. Он расплакался и сказал, что хоть он и страшный, но все-таки не уродец. Я сразу заподозрил неладное».

Другой лист был разорван напополам. Я сложила половинки и прочитала: «Ключ подошел. За дверью спальни слышались звуки. Мужской голос. Я вошел в спальню. Они были в постели. Он стоял на коленях. Элли взяла у него в рот, а Ифи целовала и вылизывала его зад. Он держал их обеих за волосы».

Наверное, я знала – уже тогда, – как сложится моя жизнь. Я сохранила эти листочки. Они по-прежнему у меня, хрупкие и пожелтевшие, лежат на столе. Их ценность не в том, что их написал этот пакостный Мешкоголовый, а в том, что там говорится о непостижимых деяниях родных мне людей. Например, мне интересно, обладали ли пальцы близняшек, много лет занимавшихся музыкой, той самой ловкостью, о которой говорил Томаини, когда похвалялся своим умением дрочить? Может ли этому научиться не музыкант? Могу ли я этому научиться?

Детям приходится постигать самые важные вещи без помощи взрослых, столь озабоченных тем, чтобы научить их всему остальному. Нас учат запретам и правилам, как ходить в туалет, как чихать и как есть артишоки. Папа учил нас, как правильно чистить зубы, под каким углом держать ручку, какими словами приветствовать старших, причем эти приветствия различались для мужчин и для женщин, для сотрудников цирка, зрителей и торговцев. Близняшек и Арти учили, как планировать свои представления, сколько бы они ни длились, хоть три минуты, хоть полчаса. Их учили дразнить, льстить и поражать зрителей, нагнетать напряжение и завершать выступление в кульминационный момент. Исходя из моего теперешнего понимания жизни, эти артистические умения, эти навыки «восхищать, поражать, приводить в исступление» и есть максимально возможное приближение к плотской любви, величайшей из тайн бытия. Я не беру в расчет смерть. В смерти нет тайны. Мы понимаем смерть даже слишком хорошо и проводим часть жизни, противясь этому знанию, отвергая его или отделываясь поверхностными объяснениями.

Но к настоящей великой тайне я даже не прикоснулась. Я видела тигров с разверстыми пастями, вонзающих зубы друг другу в глотки, их полосатые шкуры искрили, их мощные тела бились друг в друга с размаху. Я видела юные парочки нормальных, занимавшихся любовью в темноте за киосками. Я подозреваю, что даже если бы родилась нормальной, беспокойное томление, полыхающее во мне, все равно скрутило бы мне спину, выжгло бы мои краски и все до единого волоски, спрессовало бы меня в недомерку – невидимо, скрыто, и лишь в моих красных глазах отражались бы отблески пламени, что пожирает меня изнутри. На самом деле я так явственно чувствую смрад того же томления на улицах, что меня удивляет, почему мне не встречаются сотни таких же, как я, на каждом углу.

Тот гость, предложивший десять тысяч долларов, был нормальным мужчиной в расцвете сил, и лишь слегка дряблая кожа выдавала его возраст. Моясь под душем, он произнес краткую речь – бодрый монолог о себе. Он был бедным, но сумел сделать деньги, в свое время он изменял законы, убивал людей и порождал сыновей. Он видел, как пять миллионов людей стояли в очередях, чтобы пробить его имя в избирательном бюллетене. Наблюдал, как полки́ разворачивались, прекращали огонь и стреляли по его кивку. «Мне казалось, что больше ничто не способно поразить меня. Сладость жизни закончилась, как кончается сахар в доме. Но когда я увидел вас, таких красивых, я подумал, что, может, в этой жизни еще кое-что есть».

– Он сказал это так, – промолвила Ифи с тихим удовольствием, – будто и вправду счастлив быть с нами. Он был у нас первым, кто не стыдился и не боялся своих желаний.

Когда к ним ворвался Мешкоголовый, Ифи закричала, глядя в зеркало. Элли чуть не подавилась членом на десять тысяч долларов, а гость мгновенно оценил обстановку, резко вскочил и схватил свои брюки. К счастью, у него в кармане лежал пистолет, и гость нацелил его на Мешкоголового, который булькал, дрожал и размахивал руками. Кажется, испугался. Гость быстро оделся, держа Мешкоголового на прицеле. Покачал головой и направился к выходу, стараясь держаться как можно дальше от Мешкоголового.

– Барышни, вам не надо устраивать представления с вымогательством. Вы бы и сами прекрасно справились.

Когда он ушел, Мешкоголовый встал около кровати и принялся колотить кулаками по пепельно-розовым простыням, булькая горлом в бессильной безголосой ярости. Элли и Ифи съежились на подушках на другой стороне. Они слышали, как снаружи завелся двигатель автомобиля; как по гравию заскрипели колеса.