Че Гевара. Важна только Революция - читать онлайн книгу. Автор: Джон Ли Андерсон cтр.№ 60

Пока в средствах массовой информации обсуждались эти аресты, люди Фиделя делали все возможное, чтобы его освободить. Из Штатов прилетел его друг-юрист Хуан Мануэль Маркес. Он нанял для защиты двух адвокатов. Судья, отнесшийся к Фиделю благожелательно, 2 июля вынес решение о его освобождении, но Министерство внутренних дел Мексики не дало ему хода. Тем не менее судья сумел приостановить издание приказа о депортации. Арестованные начали голодовку, и 9 июля часть кубинцев, двадцать один человек, были освобождены, а еще одна группа получила свободу спустя несколько дней. Однако Фидель, Че и Калисто Гарсиа оставались за решеткой.

6 июля Че написал родителям письмо, где рассказал, в каком положении оказался, и наконец открыл всю правду о том, чем занимается. «Некоторое время назад, уже довольно давно, один молодой кубинец предложил мне присоединиться к движению, которым он руководит, — движению за освобождение его страны, и я, конечно, согласился».

По поводу своего будущего Гевара написал так: «Мое будущее неотделимо от будущего кубинской революции. Я либо одержу победу вместе с ней, либо погибну… Если по какой-то причине я не смогу больше вам писать и впоследствии мне предстоит проиграть, считайте это письмо прощальным; в нем мало пышных фраз, но оно искренне».

Каковы бы ни были газетные заголовки и информация, поступающая от полиции, официальной причиной ареста по-прежнему осталось нарушение миграционных законов Мексики. А за кулисами между мексиканскими и кубинскими властями шел ожесточенный спор о том, как поступить с арестованными.

Одновременно полицейские пытались узнать как можно больше об Эрнесто Геваре. В первую неделю июля его допросили еще по меньшей мере дважды. По необъяснимой причине, теперь он говорил много и откровенно. Протоколы допросов по сей день не преданы огласке, но историку Эберто Норману Акосте удалось получить доступ к засекреченным материалам. Эти тщательно охраняемые документы свидетельствуют: Эрнесто Гевара открыто признал, что является коммунистом, и объявил, что считает необходимой вооруженную революционную борьбу, причем не только на Кубе, но и во всей Латинской Америке.

По прошествии многих лет Фидель высказался по поводу этих протоколов, выразив восхищение Геварой. Он привел их в качестве примера «безмерной честности» своего покойного товарища. Однако в тот момент, когда Кастро узнал о признаниях Эрнесто, он впал в ярость, что вполне понятно. Пока Че распространялся о своих марксистских взглядах, Фидель из сил выбивался, чтобы представить себя патриотом-преобразователем в лучших традициях национально-демократических движений Запада. Ничто не могло так усилить поддержку режима Батисты администрацией Эйзенхауэра, как коммунистическая угроза, и любое подтверждение того, что Фидель или его последователи желают сделать Кубу коммунистическим государством, заранее предопределило бы исход революции. Поэтому заявления Че были в высшей степени безрассудны, они давали врагам Кастро именно то, что им было нужно.

Во втором своем открытом заявлении, от 15 июля, Кастро обвинил американское посольство в том, что оно оказывает давление на мексиканские власти, чтобы воспрепятствовать его освобождению. Откуда он получил такую информацию, неизвестно, но Фидель оказался прав: американцы действительно просили мексиканцев отсрочить его выход на свободу. Однако этот шаг Вашингтона был вызван не столько обеспокоенностью действиями Фиделя Кастро, сколько желанием пойти навстречу Батисте. В случае освобождения Кастро кубинский лидер угрожал бойкотировать назначенный на 22 июля саммит президентов американских стран, проводимый в Панаме. Американцы же хотели, чтобы присутствовали все.

И все же Фидель не стал испытывать судьбу и на этот раз пошел еще дальше в своих попытках дистанцироваться от коммунистов. Назвав обвинения в связях с коммунистами «абсурдом», он указал на то, что Батиста в прошлом состоял в союзе с Народной социалистической партией Кубы. А в свидетели того, что сам он не запятнан связями с «коммунистическими организациями», Кастро призвал капитана Гутьерреса Барриоса из Федерального управления безопасности (ФУБ), третьего человека в мексиканской тайной полиции.

Кастро заключил нечто вроде сделки с этим представителем мексиканской полиции, которому на тот момент было двадцать семь лет — на два года меньше, чем самому Фиделю. Хотя ни Гутьеррес Барриос, ни Фидель никогда не разглашали подробностей своего соглашения, помощь мексиканца явно сыграла ключевую роль в освобождении Кастро.

Почему же Гутьеррес Барриос помог кубинцу? Ну, помимо всего прочего, он, как и многие другие, подпал под обаяние личности Кастро. Многие годы спустя, в одном интервью, бывший полицейский признался, что с самого начала симпатизировал Кастро. «Во-первых, потому, что мы были ровесниками, во-вторых, мне импонировали его идеалы и убежденность. Фидель умеет повести за собой. А в то время было очевидно, что путей у него только два: победить в революции или погибнуть… Эти причины объясняют, почему с самого начала между нами возникли теплые отношения… Я никогда не считал Кастро преступником, для меня он был человеком с идеалами, желающим свергнуть диктатуру, и преступление его состояло лишь в том, что он нарушил миграционные законы моей страны».

Учитывая также и то, что мексиканские патриоты (а в их стране революция произошла всего за четыре десятилетия до того) не чувствовали большой симпатии к своим североамериканским соседям, вечно сующим нос в их дела, в поступке Гутьерреса Барриоса нет ничего удивительного: желание подложить свинью американцам вполне могло сыграть здесь свою роль. Впоследствии, на протяжении своей долгой карьеры начальника мексиканской тайной полиции, Гутьеррес Барриос оказывал помощь многим другим латиноамериканским революционерам, бежавшим из своих стран, причем среди них были и такие, кого разыскивал Вашингтон.

В тот же день, 15 июля, когда Фидель сделал свое второе публичное заявление, Эрнесто написал резкий ответ на письмо матери. Судя по всему, она спрашивала сына, зачем он связался с Фиделем Кастро, и задавала вопрос, почему другие арестованные после голодовки были отпущены, а он нет. Эрнесто ответил ей, что ему, как и Калисто, возможно, придется остаться в тюрьме и после освобождения Фиделя, потому что у них единственных не в порядке миграционные документы. А как только его освободят, он уедет из Мексики в одну из соседних стран и будет ждать приказов Фиделя, чтобы быть «наготове, как только мои услуги понадобятся».

«Я не Христос и не филантроп, мадам, я полная противоположность Христу… Я борюсь за то, во что верю, любым оружием, которое у меня есть… Меня ужасают твое непонимание и твои призывы к умеренности и заботе о себе… то есть к тому, что я считаю самыми отвратительными качествами, которые могут быть у человека. Я не просто не умерен, я постараюсь никогда не стать таковым, а когда пойму, что священное пламя внутри меня сменилось робким огоньком, я буду блевать на свое дерьмо. Ты призываешь меня к умеренному эгоизму, то есть к безудержному и жуткому индивидуализму… знай же, что я многое сделал, чтобы избавиться от этих качеств…

За эти дни в тюрьме и раньше, на учениях, я стал единым целым с моими товарищами… Понятие «я» исчезло, его сменило понятие «мы». Пусть это коммунистическое клише… но это было (и есть) так прекрасно — ощутить, как уходит "я"». Сменяя тон, Гевара шутит: «Пятна на почтовой бумаге не кровь, а томатный сок». Затем он продолжает: «Глубокая ошибка с твоей стороны считать, что великие изобретения и шедевры искусства рождаются из «умеренности» или "умеренного эгоизма". Для всего великого нужна страсть, а в деле революции страсть и безрассудство требуются в огромном количестве».