Че Гевара. Важна только Революция - читать онлайн книгу. Автор: Джон Ли Андерсон cтр.№ 57

VI

Эрнесто с Ильдой отметили День святого Валентина, переехав в более просторную квартиру на другом этаже того же дома по улице Наполес. В ту же ночь у Ильды начались схватки, и на следующий день она родила девочку.

«Много времени миновало, много изменений произошло в моей жизни, — писал Эрнесто в дневнике вскоре после этого. — Отмечу только самое главное: 15 февраля 1956 г. я стал отцом; дочку мы назвали Ильда Беатрис. <…> Мои планы на будущее неясны, но я надеюсь закончить пару научных проектов. Этот год может оказаться важным для моего будущего. Я ушел из обеих больниц. Подробнее напишу потом».

Но своего намерения Гевара не осуществил. Это были последние строки, которые Эрнесто занес в свой дневник, начатый за три года до того — когда он сдал медицинские экзамены и отправился в путешествие вместе с Каликой Феррером. Тогда он намеревался приехать к своему другу Альберто Гранадо и начать работать в больнице для прокаженных в Венесуэле. А в итоге отклонился совсем в другую сторону, оказавшись на пути к революции.

I

Словно выброшенный на необитаемый остров моряк, увидевший вдруг на горизонте спасительный корабль, вдохновленный Эрнесто бросил все силы на дело кубинской революции. Чтобы скинуть вес, он отказался от всегдашнего бифштекса на завтрак и сел на диету, состоявшую из вареного мяса, салата и фруктов на ужин. Днем он стал ходить в спортзал.

Но физических нагрузок ему было недостаточно. К тому великому дню, когда революция победит, он хотел как следует изучить политическую и экономическую теорию. Гевара погрузился в изучение экономики и начал штудировать труды Адама Смита, Кейнса и других экономистов, изучать Мао Цзэдуна и советские книги, которые брал в Институте советско-мексиканских культурных связей. Кроме того, он скромно присутствовал на собраниях мексиканской компартии. Большинство вечеров Эрнесто проводил с кубинцами на конспиративных квартирах, где обсуждалась ситуация на Кубе и в других странах Латинской Америки.

Гевара все глубже постигал марксизм. Он взял свои старые дневники, где делал выписки и замечания по поводу философских трудов, и перепечатал их, убрав лишнее и сократив их до одной книжки. В ней триста машинописных страниц, и эта «философская тетрадь» демонстрирует сужение круга интересов Гевары и показывает, насколько серьезнее он стал изучать работы Маркса, Энгельса и Ленина. Последняя запись, посвященная понятию «я», взята из сборника Фрейда «Клинические случаи» и представляет собой цитату из Джалаладдина Руми, знаменитого персидского поэта: «Там, где просыпается любовь, умирает мрачный деспот "я"».

Гевара стал жить двойной жизнью, избегая общения со всяким, кому не мог полностью доверять. Он неоднократно просил Ильду быть осторожнее в разговорах с друзьями, чтобы не раскрыть его причастности к повстанческому движению Фиделя. В итоге он потребовал, чтобы жена разом прекратила общаться со всеми своими знакомыми перуанцами из АНРА — которым не доверял. Теперь он мало с кем виделся помимо кубинцев.

Все свободное время Эрнесто проводил с ребенком. Он был очень счастлив и 25 февраля написал своей матери о рождении дочки. «Дитя просто ужасно, и, взглянув на нее, понимаешь, что малышка ничем не отличается от прочих младенцев, она плачет, когда хочет есть, часто писает… ее беспокоит свет, и она все время спит; но все же есть нечто резко отличающее девочку от других детей: ее папу зовут Эрнесто Гевара».

Тем временем в другой своей ипостаси — начинающего партизана, Че — он проявлял замечательные способности стрелка. 17 марта Мигель «Кореано» Санчес — ветеран корейской войны, нанятый Фиделем в Майами в качестве инструктора по стрельбе — дал такое заключение о его успехах: «Эрнесто Гевара посетил 20 занятий. Является отличным стрелком. Произвел около 650 выстрелов. Отличная дисциплина, отличные лидерские качества, выносливость отличная. Был наказан (отжимания) за неверное истолкование приказов и дерзкие ухмылки».

Уже тогда Че выделялся из толпы. Его сильная личность, близость к Фиделю и Раулю и быстрое выдвижение на ведущие позиции в группе, несомненно, подогревали то чувство обиды, которое некоторые кубинцы и раньше ощущали по отношению к этому «иностранцу», пробравшемуся в их среду. Большинство из них предпочитало безлично называть Гевару аргентинцем, и только те, кто знал его очень хорошо, использовали прозвище Че.

Позже Фидель вспоминал об одном «неприятном инциденте», который произошел после того, как он — «за серьезность, ум и характер» — назначил Че главой одной из явок в Мехико. «Там было двадцать-тридцать кубинцев, — рассказывал Кастро, — и некоторые из них… решили оспорить его лидерство, так как Гевара был аргентинцем, а не кубинцем. Мы были против такой позиции… против неблагодарности к тому, кто, не будучи рожден на нашей земле, готов был пролить за нее свою кровь. И, я помню, этот случай очень меня задел. Думаю, он задел и самого Че».

Вообще-то, Гевара был не единственным иностранцем в группе. Помимо него там имелся молодой мексиканец Гильен Селая, с которым он шапочно познакомился несколькими месяцами ранее: на встрече гондурасских изгнанников их свела Элена Леива де Хольст. Селае было лишь девятнадцать лет, он убежал из дома, чтобы присоединиться к силам Фиделя, и его приняли. Со временем появятся и другие иностранцы: доминиканец-эмигрант и итальянский моряк с торгового судна. Но с их появлением Фидель подведет черту, сказав, что «калейдоскоп национальностей» ему не нужен.

По письмам Эрнесто домой видно, что революция приобретала для него все более серьезное значение. Это отражают даже его шутки. В письме к Селии от 13 апреля, рассказывая о маленькой дочери, он по-новому выразил свою отцовскую гордость: «Все мое коммунистическое существо торжествует. Она стала похожа на Мао Цзэдуна. Уже можно увидеть намечающуюся лысину на макушке, сострадательные глаза вождя, толстые щеки; пусть пока малышка весит меньше его, только пять килограммов, но со временем обязательно его догонит».

В то же время росло раздражение Эрнесто по отношению к Ильде, которое он сдерживал, пока она была беременна. В письмах к матери он вел бесконечные разговоры о том, что новое аргентинское правительство сдалось на милость американским корпорациям, и попутно старался съязвить по поводу жены.

«Меня утешает мысль, что помощь наших великих соседей распространяется не только на этот регион и моя страна тоже может ее получить… похоже, они протянули руку помощи и АНРА; вскоре все вернутся в Перу и Ильда сможет спокойно поехать туда же. Как жаль, что безрассудный брак с пылким приверженцем красной чумы лишит ее удовольствия жить на достойную зарплату депутата нового парламента…»

Эрнесто говорил жене, что оба они должны принести жертвы революции, первой из которых станет длительная разлука. Ильда утверждала, что чувствует и боль, и гордость от того, что он уходит на войну, но, скорее всего, она была крайне расстроена таким поворотом событий. Хотя она сама внесла некоторый вклад в революционное движение, повлиять на Эрнесто она не могла. Если бы Ильда сделала такую попытку, это только позволило бы мужу заявить, что она мелкобуржуазна и исповедует центристскую политическую философию АНРА.