Почему хорошие люди совершают плохие поступки. Понимание темных сторон нашей души - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Холлис cтр.№ 62

4. В каких моментах вы постоянно ослабляете себя: создаете травмирующие повторения, воспроизводите одно и то же? В чем вы избегаете своего наилучшего Я, смелого и способного на риск?

Единственное послание, которое все мы получаем в детстве: мир большой, а мы нет; мир силен, а мы бессильны. Как следствие, последующие наши десятилетия проходят под диктатом необходимых адаптивных паттернов, прочно укоренившихся установок по отношению к Я и Другому и рефлективных стратегий, задача которых – регулировать стресс и добиться, по крайней мере, частичного исполнения наших нужд. Это ложное Я, адаптивное Я становится неизбежностью. Варьируется разве что величина наших адаптаций и степень, в которой они способствуют нашему отчуждению от Я. Куда соблазнительней и куда удобней винить во всем Другого, будь то родитель из прошлого или партнер в настоящем. Однако со всей неизбежностью нам приходится сделать смиренный вывод, что мы и только мы делаем выбор в своем настоящем, укрепляющий паттерны прошлого. Только так мы сможем осознать, почему столь многие решения и поступки пошли нам же во вред, потому что они продолжают приковывать нас к обессиливающему прошлому.

Мы встречались с Дэвидом, пятидесятилетним мужчиной, на протяжении нескольких лет. Фундаменталистская семья, в которой он родился и вырос, успешно привила ему чувство вины, самоуничижения и гиперответственности, потребность придерживаться неких неписаных правил. В результате он откровенно боялся сблизиться с другим человеком, тем более привязаться к нему. Ему очень хотелось найти спутника жизни и создать семью, но при этом всегда оказывалось, что умаление своего Я наделяло Другого агрессивно-требовательным присутствием, и он был обязан его обслуживать. Поистине он был связан по рукам и ногам! Чего удивляться, что Дэвид, получив в награду от личной истории такую разбалансированную индивидуальную организацию, старался больше не попадаться в ловушку Другого. Однако именно это отвращение отнимало у него шанс создать те обоюдные заботливые отношения с Другим, к которым он так горячо стремился.

На одной из наших сессий Дэвид сказал: «Когда я начинаю задумываться о том, выйдет ли у меня найти для себя кого-то, да еще и быть с ней все время рядом, у меня просто опускаются руки. Похоже, я по-настоящему увяз в своем материнском комплексе. Так продолжается уже двадцать восемь лет, да и теперь я живу под его диктовку. Я шагу не могу ступить самостоятельно, выхожу из себя, начинаю психовать, когда ломаю „ее“ законы, а затем бегу от „нее“. А приводит все к тому, что сбегаю от любой женщины, которая появляется в моей жизни, потому что их ожидания внушают мне самый настоящий страх. И кончается тем, что я оказываюсь в полном одиночестве, никому не нужный».

В действительности Дэвид – отзывчивый, заботливый человек, заслуживающих тех отношений, о которых мечтает. Вдобавок, оказавшись столь трагически узником своей личной истории, он лишает другого человека той близости, которая могла бы соединить его с доброй душой Дэвида. В нашей терапии я раз за разом старался пояснить ему, что этот мощный инвазивный комплекс – лишь психический фантом, обладающий только той мерой реальности, какой мы сами наделяем его. Женщины, с которыми он встречается, – обычные существа из плоти и крови, совсем не похожи на то чудище, что прежде владычествовало в его жизни. Вызов, который теперь стоит перед Дэвидом, человеком высоконравственным, искренне стремящимся к правоте во всех своих начинаниях, – изъять Тень своей истории из отношений с женщинами и позволить им быть такими, какие они есть. Он понемногу открывает для себя, что вовсе не обязан отвечать за их благополучие – это их личное дело, хотя он вполне может поддержать их в житейских затруднениях. Обременять же их духами своего прошлого, этим призрачным родительским присутствием, будет несправедливо и по отношению к нему самому, и к тому человеку, с которым он может завязать отношения. «Единственное твое обязательство перед ней – быть тем хорошим человеком, каким ты являешься на самом деле, – говорю ему я. – Тем мужчиной, которого она ищет, который примет ее такой, какая она есть, минус все возможные проекции. Так не разочаруй же ее».

Но для Дэвида, как это ни парадоксально, увязнуть в этом жалком родительском комплексе – значит держаться хорошо знакомого места, стоять на безопасной якорной стоянке в гавани своей истории. Все мы имеем подобные теневые задания освободить для себя смысл и стремление, прежде бессильные перед лицом интернализованых парадигм Себя и Другого, которыми мы обзавелись. И по той причине, что рецидивами нашей истории столь часто подрываются силы настоящего, нам необходимо признать тот факт, что враг, которого мы видим перед собой, – это способность нашей истории прочно удерживать свои позиции, и ежедневно бороться с этим фактом. В особенности это касается архаических посланий наших бессильных детских лет. Заявить права на свои взрослые способности, рискнуть послужить тому, что стремится войти в этот мир через нас, – вот первоочередное требование нашей индивидуации. Отправиться в плавание по морю неведомого – вот наше предназначение. Позволить нашей истории главенствовать – все равно что жаться к берегу в страхе перед этим открытым морем. Кьеркегор как-то заметил, что торговое судно жмется к береговой линии, а на военном корабле вскрывают пакет с боевым заданием, уже выйдя в открытое море. Только так, выйдя в открытое море, можно обрести духовную широту и проложить тот единственный курс, который выведет нас к новой земле, которую мы призваны сделать своей.

5. Что не дает вам двигаться дальше по жизни, держит в застойном месте, препятствует вашему развитию? Какие страхи, какие привычные моменты мешают вашему росту?

Подобные вопросы я неоднократно задавал на своих семинарах, а затем приглашал участников поразмышлять, насколько значимы для каждого из них эти вопросы. И вот интересный момент: где бы ни проходили семинары – в Швеции, Швейцарии, Бразилии, США или Канаде, еще никто не попросил объяснить смысл этих вопросов и не задумывался надолго, прежде чем начать писать в своей рабочей тетради. Не означает ли это, что все мы знаем, где и в чем увязли? Если же отдаем себе отчет, что успели увязнуть, то почему же не выберемся скорей из трясины? И достаточно ли для этого одного только знания, что мы увязли? Очевидно, ответом будет: когда как – когда да, когда нет.

Почему мы не можем сдвинуться с места? Почему, подобно Дэвиду, о котором говорилось выше, мы все время обнаруживаем, что в наших постоянно меняющихся отношениях старые паттерны то и дело всплывают на поверхность? Если коротко, мы застреваем потому, что застойные места «подключены» к нашим комплексам, кластерам энергии из нашей истории. Эти комплексы не только обладают мощным зарядом энергии и сопровождаются планом «Дерись или убегай», они также приводятся в движение множеством других стимулов. Нередко, плавая в этом внутреннем материале, мы даже не осознаем его как таковой, потому что внешняя ситуация преподносит себя в виде чего-то нового, как это и есть на самом деле. Но мы смотрим на нее через старые линзы, воспроизводим архаический процесс моделирования паттерна и в очередной раз накладываем его на ситуацию.

Критическое звено в этом механизме, который удерживает нас в прошлом, следует искать в том факте, что «включатели» комплекса активируют поле тревожности. Беспокойство не обязательно должно подмечаться сознанием, однако оно фиксируется телом, обладает аффективным зарядом, который может заметить внимательный наблюдатель, и наделено силой влиять на выбор, даже полностью «выключать» человека. Возьмем, к примеру, такой распространенный комплекс: подавляющему большинству людей всегда оказывается весьма непросто унять беспокойство перед публичным выступлением. У них нет недостатка в темах для выступления, их не надо дважды просить порассуждать о чем-то пространно, в одиночестве или с другом, но перед аудиторией они буквально теряют дар речи. Несложно проследить эту связь публичного выступления с первичной угрозой, с боязнью критического мнения со стороны других. Кто не страдал от осуждающих слов, от недовольного взгляда Другого в те времена, когда наше чувство Я было ранимей всего? Вот так и получается, что архаическая машинерия, гудящая где-то в глубине, приводится в движение всякий раз, когда мы снова получаем приглашение выйти на люди и старая тревога затопляет сознание взрослого. (Я, преподаватель, постоянно выступающий перед самыми разными аудиториями и при этом записной интроверт, приучился справляться с этим знакомым комплексом, всякий раз вспоминая, что слушатели собрались не для того, чтобы осуждать меня; мы здесь, говорю я себе, чтобы обсудить общую для нас тему, и именно это свело нас вместе.) Вдобавок стоит мне вспомнить слабый, заискивающий голос моих родителей, и я говорю себе, что обращаюсь к людям и от их имени тоже. Выглядит так, что я пользуюсь одним комплексом, чтобы совладать с другим.