— Ты не умеешь танцевать.
— И вовсе умею, — говорил Стивен и держал ее за руки, и прыгал вокруг нее, — и умею вовсе. — У него не было никаких сомнений на этот счет. — Это ты не умеешь танцевать, — говорил он Франсес, — это ты не умеешь танцевать совсем.
Потом им нужно было поменять партнеров, а, когда им снова пришел черед танцевать вместе, Франсес сказала:
— Мне не нравится, как ты танцуешь.
А вот это уже меняло дело. Ему стало не по себе. И, когда патефон снова заиграл «Там-тара-там, там-тара-там», он уже прыгал не так высоко.
— Ну же, Стивен, у тебя хорошо получается, — сказала учительница — она очень быстро размахивала двумя руками сразу. Танец закончился, и они еще минут пять играли в «отдыхаем-отдыхаем». Отдыхали они так — болтали руками взад-вперед и крутили головами. Когда Дженет пришла за ним, ему не захотелось идти домой. За обедом бабуля дважды выговорила ему за то, что он окунает лицо в тарелку.
— Это тебя в школе такому учат? — сказала она.
Дядя Дэвид был дома.
— А вот и ты, юноша, — сказал он и дал Стивену два шарика.
— Спасибо, — сказал Стивен. Сунул шары в карман и забыл про них.
— Говорил же я тебе, что малый обучаем, — сказал дядя Дэвид бабушке. — Слышала — он сказал: «Спасибо»?
Днем, в школе, учительница раздала большие комки глины и велела вылепить из них что-нибудь. Все, что угодно. Стивен решил вылепить кошку, такую, как мамина Мяучка у них дома. Мяучку он не любил, но подумал, что кошку вылепить проще простого. Однако глина никак не лепилась. Распадалась на комки. И он бросил лепить, обтер руки о свитер, вспомнил про шарики, взял один и стал надувать.
— Поглядите на Стивенову лошадку, — сказала Франсес. — Нет, вы только поглядите.
— Это не лошадка, это кошка, — сказал Стивен.
Дети столпились вокруг них.
— Похоже на лошадку, совсем немножечко похоже, — сказал Мартин.
— Это кошка, — сказал Стивен и топнул ногой — он чувствовал, что лицо у него горит.
Дети засмеялись, заахали над Стивеновой кошкой, походившей на лошадку. Учительница подошла к ним. Так-то она сидела у входа в комнату за большим столом, заваленном бумагами и всякими штуками для игры. Она взяла у Стивена комок глины, вертела, разглядывала — глаза у нее были добрые.
— Вот я вам что скажу, дети, — объявила она, — каждый может делать все, как ему нравится. Если Стивен говорит, что это кошка, значит — это кошка, но, может быть, ты, Стивен, все время думал о лошадке?
— Это кошка, — сказал Стивен. Он исстрадался. Понимал — надо было сразу же сказать: «Да, это лошадь». И тогда его оставили бы в покое. Им бы нипочем не догадаться, что он пытался вылепить кошку. — Это Мяучка, — голос у него дрожал, — просто я забыл, какая она из себя.
Шар его опал. Он снова взялся его надувать, изо всех сил сдерживая слезы. А там настало время идти домой, и за ним пришла Дженет. Учительница была занята: забирать детей пришли и другие взрослые, — она говорила с ними, и Франсес сказала ему:
— Дай мне твой шарик; у меня нет шарика.
Стивен отдал ей шарик. Он был рад, что может дать ей шарик. Сунул руку в карман, вынул другой шарик. Рад-радехонек, отдал ей и этот. Франсес взяла шарик, потом отдала обратно.
— Давай ты будешь надувать один, я другой — наперегонки, — сказала она.
Они надули шарики до половины, но тут Дженет взяла Стивена за руку и сказала:
— А ну пошли, у меня сегодня дел невпроворот.
Франсес припустила за ними, кричала:
— Стивен, отдай мой шарик, — и выхватила у него шарик.
Стивен не понимал, чем он ошарашен — тем ли, что унес шарик Франсес, или тем, что она выхватила шарик, точно он и впрямь ее. Мысли в нем мешались, он волочился вслед за Дженет. Но одно он знал твердо: Франсес ему нравится, завтра он ее снова увидит и принесет ей еще шарики.
Вечером Стивен немножко побоксировал с дядей Дэвидом, и дядя Дэвид дал ему вкусный апельсин.
— Ешь, — сказал дядя Дэвид. — Он полезный.
— Дядя Дэвид, вы не дадите мне еще шариков? — попросил Стивен.
— А что надо сказать? — спросил дядя Дэвид и протянул руку к коробке на верхней полке.
— Пожалуйста, — сказал Стивен.
— Вот так-то, — сказал дядя Дэвид.
Он вынул из коробки два шарика, красный и желтый. И тут только Стивен заметил, что на них нарисованы маленькие буковки, и чем больше надувается шарик, тем буковки становятся крупнее и круглее.
— Все, юноша, хватит, — сказал дядя Дэвид. — И больше не проси, потому что хватит значит хватит.
Он поставил коробку обратно на полку, но Стивен успел разглядеть, что в коробке полным-полно шариков. Он ничего не сказал, продолжал надувать свой шарик, дядя Дэвид надувал свой. И Стивен решил, что лучше игры просто нет.
К завтрашнему дню у него остался всего один шарик, но он взял его в школу и отдал Франсес.
— У меня их видимо-невидимо, — сказал Стивен: он был и горд, и счастлив. — Я их все-все принесу тебе.
Франсес дула изо всех сил, шарик получился очень красивый, и она сказала:
— Смотри, я тебе что покажу. — Взяла острую палочку — ими мяли глину, — ткнула в шарик, и он лопнул. — Видал? — сказала она.
— Ну и пусть, — сказал Стивен. — Я принесу тебе еще.
После школы — дядя Дэвид еще не вернулся, бабушка отдыхала, а старая Дженет, напоив его молоком, велела уйти из кухни и не болтаться под ногами, — Стивен подтащил к книжной полке стул, встал на него, залез в коробку. И вынул не три-четыре шарика, как — так ему верилось — намеревался; стоило ему до них дотронуться, и он схватил столько, сколько смог удержать, и, прижимая шарики к груди, спрыгнул со стула. Затолкал шарики в карман курточки, они там примялись и почти не выпирали.
Все шарики до одного он отдал Франсес. Их было много-много. Франсес большую часть раздала другим детям. Стивен разрумянился: ему была внове утеха расточителя — осыпать подарками, и он чуть ли не сразу открыл для себя еще одну радость. Внезапно он сделался всеобщим любимцем: какие бы игры ни затевались, его особо приглашали участвовать в них; на любую игру, какую бы он ни предлагал, все сразу соглашались, спрашивали, чем бы еще ему хотелось заняться. Дети показывали друг другу, как надувать шары, и те становились больше, круглее, тоньше и меняли цвет; яркие краски светлели, размывались, шар становился прозрачным как стекло, как мыльный пузырь, — от этого захватывало дух, — и тут-то он лопался и слышался громкий, совсем как выстрел игрушечного пистолета, хлопок.
Впервые в жизни у Стивена было все, что он хотел, и даже с лихвой, у него вскружилась голова, и он забыл, откуда такая благодать, и не считал больше нужным держать это в тайне. На следующий день было воскресенье, и к нему в гости пришла Франсес с няней. Няня и старая Дженет сидели у Дженет в комнате, пили кофе и перемывали косточки хозяевам, а дети сидели на торцевой террасе — надували шары. Стивен выбрал яблочно-зеленый, а Франсес — салатный. Между ними на скамейке кучей лежали шары — сколько удовольствия их ждало впереди.