— Часть души?
Люция кивнула и, отпустив его руки, подняла голову.
— Осколки души растерзанного бога. Тысячелетиями они покоились под землей, пока случайно один из них не открылся под Аддерахом. А теперь они используют ткачей, чтобы те находили другие осколки, откапывали их и пробуждали кровавыми жертвами. Они связаны, как связаны между собой ткущие Узор. Паутина. Каждый открытый камень делает целое сильнее, дает ткущим больше силы. Раздробленная душа Арикарата. С каждым новым камнем приближается час его воскресения. — Глаза Люции наполнились слезами, а голос стал тихим и испуганным. — Он такой злой, Флен. Я чувствовала его гнев. Он пока еще слаб, только бессильная тень себя, но его ненависть ярко пылает. Он поработит эту страну, и все другие страны. А когда ткущие пробудят достаточно камней, он вернется и свершит месть.
Флен не нашелся, что сказать. Адски-кровавый свет ока Нуки затоплял долину ужасом.
— Он уже начал пожирать Эню и ее детей, богов и богинь природы, — продолжала Люция. — Само его присутствие отравляет землю, искажает людей и животных, которые едят порченые плоды. Победив здесь, он одержит победу и в Золотом Царстве — над богами. Вот почему нам нужно остановить его. Потому что если мы сейчас не уничтожим ткачей и колдовские камни, они поглотят весь мир. И это будет только начало. — Слезинка скатилась по ее бледной щеке. — Еще одна война богов, которая разыграется здесь, в Сарамире. А на кону — все Сотворенное.
Глава 24
Небо над Зилой закрывали плотные серые облака, и приглушенный полуденный свет отливал стальным оттенком. Всадник в одеянии дома ту Винаксий выехал через массивные южные ворота и поскакал вниз по склону холма. Там ждали войска, и над ними возвышались осадные машины. Ворота с грохотом захлопнулись.
Кседжен наблюдал за ним из окна своей комнаты на верху башни, заложив руки за спину и нервно постукивая кончиками пальцев одной по костяшкам другой. Когда всадник скрылся из виду, он обернулся и посмотрел на Баккару. Тот задумчиво почесывал подбородок. Мисани расположилась на тахте у одной из стен, перекинув волосы через плечо. Глаза ее оставались абсолютно равнодушными.
— Ну и что вы думаете? — спросил их Кседжен.
Баккара пожал плечами.
— А какая нам, собственно, разница? Они в любом случае атакуют, сделаем мы «жест доброй воли», или нет. Им просто не нужны неприятности: семьи знати, чьи сыновья и дочери погибнут во время освобождения, будут в гневе.
— Освобождения? — Кседжен издал нервный смешок. — О духи, ты говоришь так, будто сам на их стороне.
— Если они победят, штурм назовут освобождением, — спокойно пояснил Баккара. — И, кроме того, что еще нам остается? Вряд ли мы можем вернуть им каких-то заложников — их растерзала толпа.
— Эти новости симпатий вам не добавят, — заметила Мисани.
— В таком случае мы просто отказываемся, — заключил Кседжен и щелкнул пальцами. — Пусть они думают, что у нас есть заложники. Как ты сказал, рано или поздно они нас все равно атакуют. Но, в отличие от тебя, я верю в стены Зилы. — Он бросил недовольный взгляд на седеющего воина.
— Я бы не советовала, — сказала Мисани. — Решительный отказ даст им повод думать, что вы чересчур упрямы и не настроены договариваться, и в следующий раз они не станут утруждать себя мирными предложениями. А переговоры могут понадобиться, если что-то пойдет не по плану.
Баккара подавил улыбку. Такая маленькая, хрупкая штучка — и столько самоуверенности! Несомненно, она тонкий политик. За несколько дней гостья фактически заняла место первого советника Кседжена, хотя так и не дала прямого ответа на простой: поддержит ли она Айс Маракса публично или нет. Кседжен так нуждался в ее помощи, в помощи Баккары, в помощи любого, у кого решительности побольше, чем у него самого. Пока дело касалось Люции, он соображал быстро, мысли его были ясными, а решения — твердыми. Но теперь он взял город — и не знал, что с ним делать. Кседжен мог быть непревзойденным вдохновителем, но ничего не смыслил в военном ремесле и большую часть всех забот переложил на Бак-кару, назначив его после восстания заместителем командующего в Зиле.
— А что бы вы сделали, госпожа Мисани? — преувеличенно почтительным тоном осведомился Баррака. Мисани проигнорировала издевку.
— Пошлите им Чиена, — ответила она.
Баккара взорвался удивленным, отрывистым смешком, но тут же притих. Кседжен уставился на него.
— Я пропустил какую-то шутку?
— Прошу прощения, меня просто тронуло благородство и самопожертвование госпожи Мисани. Она ведь могла бы просить за себя.
Гостья невозмутимо смотрела на Кседжена, не обращая внимание на Баккару. Мисани не собиралась просить за себя. Если она выйдет через ворота Зилы, новости об этом разнесутся еще до заката, и люди отца без труда найдут ее. Кроме того, Мисани прекрасно знала, что Кседжен ее не отпустит. Она для него слишком ценна — пока он верит, что у них одни и те же убеждения и цели.
— Отправьте к ним одного заложника в качестве жеста доброй воли, — сказала она. — Он не знает, что другие мертвы, и думает, что в башнях крепости может быть еще много пленников. Чиен бесполезен для вас, и он болен, а ваш лекарь ничем не способен ему помочь. — Мисани бросила взгляд на Баккару. — Он ни в чем не виноват, и ему незачем здесь находиться.
— Он расскажет им о наших силах. — Кседжен мерил комнату шагами. — Назовет имена.
— Чиен почти не выходил из комнаты, в которую вы его поместили. И ничего не знает о ваших силах.
— А что касается имен, — вставил Баккара, — так разве не этого мы добивались?
— Вот именно, — согласилась Мисани. — Чиен — ключевая фигура в морской торговле, и, если заговорит, его корабли разнесут весть по всему Ближнему Свету.
Кседжен опустил глаза. Мисани уже убедила его, но он всеми силами показывал, что еще сомневается и не торопится с ней согласиться. Очевидно, полагал, что Мисани можно одурачить таким образом.
— Да. Возможно, это сработает, — пробормотал он. — Вы поговорите с ним, госпожа Мисани?
— Поговорю, — пообещала она.
Все оказалось вовсе не так легко, как думала Мисани.
— Я вас здесь одну не оставлю! — Чиен рвал и метал. — И не просите!
Мисани, как всегда, внешне оставалась бесстрастной, но его ярость искренне поразила ее.
Дни заключения закончились, и Чиена перенесли в более уютную комнату. Крепость осталась крепостью, но здесь на стенах висело несколько тяжелых драпировок и ковров, сюда же, учитывая состояние Чиена, поставили удобную кровать и еще стол и сундук для одежды. В разговоре с Кседженом Мисани не преувеличила опасность лихорадки, и хотя ему еще хватало сил, чтобы демонстрировать стойкость, встать с постели без посторонней помощи он уже не мог.
— Успокойтесь, — отрезала она. Ее жесткий тон немного остудил его пыл. — Ведете себя, как ребенок. Я бы и сама отправилась с вами, если бы у меня была такая возможность. Но меня не отпустят, и я хочу, чтобы вы покинули Зилу и сделали кое-что для меня. То, что вы один можете сделать.