— Я знаю, о чем ты думаешь. Что теперь все по-другому.
— А это так?
— Между нами — нет.
Флен устроился так, чтобы ей было удобнее на костлявом плече.
— Пойми, — продолжила она, — есть вещи, которые я не могу объяснить. Для них нет подходящих слов.
— Ты живешь в незнакомом мире. Как бы… за дверью, а я могу только смотреть через щели по краям. Ты видишь, что находится в комнате, а я только ловлю отблески и тени. Так было всегда. — Он накрыл ладонью ее нежное запястье. — Ты одна, а все остальные снаружи. И им не войти.
Люция улыбнулась. Вполне в духе Флена: она извиняется, а он поворачивает все так, будто ей самой можно посочувствовать. Она снова выпрямилась.
— Мне не следует тебе это говорить… — Ее голос стал тише.
— Но ты скажешь, — усмехнулся он.
— Это очень важно, Флен. Нельзя, чтобы кто-то еще услышал об этом.
— А я когда-нибудь тебя подводил?
Люция задержала на нем взгляд. Она могла заглядывать людям в душу, но во Флене не сомневалась ни на секунду. Она для него важнее всех живущих, и надежды на спасение страны тут ни при чем. Просто она — его лучший друг.
И тем не менее кое-что в нем оставалось для нее неразгаданной тайной: почему он хотел быть с ней? Она не считала себя непопулярной, напротив, у нее был широкий круг друзей, они тянулись к ней без всяких усилий с ее стороны. Ее никто не назвал бы особенно веселой или общительной, но она обладала каким-то внутренним магнетизмом, и он притягивал к ней людей. Но Флен просто не отходил от нее ни на шаг со дня их первой встречи. Он всегда находился рядом и обладал, кажется, бесконечным запасом терпения. Долгое время она ничем ему не платила. Его компания нравилась Люции, и она позволяла Флену быть подле себя, но все время жила в своем собственном мире и уже поняла, что приглашать в этот мир кого-то еще бессмысленно.
Но он не отступался. Флен и сам пользовался популярностью, и Люция часто удивлялась, почему он не проводит время с кем-то еще, с кем-то… попроще. Она всегда стояла для него на первом месте и мало-помалу привыкла к такому положению вещей. Он понимал ее лучше, чем все другие, и она любила его за это. Любила за простодушие, бескорыстие и честность. Они представляли собой странную пару, но были настоящими друзьями, в чистом понимании этого слова, еще не испорченном всякими взрослыми сложностями.
— Я хочу рассказать, что узнала в Альскаин Map.
— О духи, а я уж думал, ты никогда этого не коснешься… — лукаво сказал Флен.
Люция не улыбнулась, хотя знала, что он шутит так, когда в чем-то неуверен или нервничает, а сейчас с ним происходило и то, и другое. Лицо ее оставалось серьезным. Она вспомнила, с каким ужасом воспринял ее новое знание Заэлис, вспомнила лед в глазах Кайлин.
— Может быть, узнала не совсем подходящее слово, — поправилась Люция. — Я ничего не узнала в том смысле, что меня никто ничему не учил. Я как будто вспоминала что-то забытое и одновременно заглядывала в будущее. — Она посмотрела в землю и принялась теребить травинку. — Как будто нырнула под воду, держась за плавник кита, и оказалась на глубине, о существовании которой и не задумывалась… Словно опустилась на самое дно. А под водой все расплывчатое, и нельзя открыть рот, чтобы что-то сказать. И рано или поздно вспоминаешь, что киту не нужно дышать так часто, как тебе.
— Так что он показал тебе?
— Он показал колдовские камни, — ответила Люция, и взгляд ее как будто ушел куда-то далеко.
Она надолго замолчала, и Флену пришлось подтолкнуть ее:
— А что именно ты видела?
Девушка помотала головой, будто отрицая что-то, что хотела сказать.
— Флен, я — часть чего-то большего, — прошептала она, потом стиснула его руки и перехватила взгляд. — Как и все мы. Речь не просто об империи, кому сидеть на троне. И не о том, сколько жизней поставлено на карту. За нами пристально наблюдает Золотое Царство, и сами боги замешаны в игре.
— Ты имеешь в виду, что боги всем заправляют? — Флен не сумел скрыть ноток скептицизма в голосе.
— Нет, нет! Боги не управляют. Это… тоньше. Они посылают знамения и аватар, чтобы передать свою волю. Нет предопределенности, нет судьбы. Мы все должны сделать свой выбор. Мы сражаемся в этой войне.
— Тогда что…
— Кайку все время твердила, что колдовские камни живые, но это только половина правды, — торопливо говорила Люция. Слова дрожали в ее горле и срывались с губ, будто она не в силах была остановить этот поток. — Они не просто живут, они мыслят! Не как духи камней; это не похоже на простые мысли деревьев. Они разумные и злые. И становятся сильнее день ото дня.
Флен не знал, верить этому или нет, но Люция не дала ему времени на раздумья.
— Не ткачи наши истинные враги, Флен! — кричала Люция, и в пыльном свете утреннего солнца лицо ее казалось неестественно красным. — Они думают, что это они кукловоды, но на самом деле — лишь марионетки. Рабы колдовских камней.
— Это… — начал Флен, но Люция снова перебила его:
— Выслушай же меня!
Флен, потрясенный, умолк. Он только-только начал осознавать всю глубину ее ужаса по поводу откровения в Альскаин Map.
— Колдовские камни используют ткачей. Они думают, что у них свои цели, однако кто ставит эти цели, не знает ни один ткущий. Они считают их частью коллективного разума. А их коллективный разум — это плод и воля колдовских камней. Ткачи — всего-навсего пешки. Они — наркоманы пыли от колдовских камней, что помещена в маски! Они попались в западню, они не знают, что, получая власть, становятся рабами более могущественного существа!
Она испуганно огляделась, точно опасаясь, что их подслушивают. Казалось, что так оно и есть: стрекозы замолчали и улетели, ветер стих.
— Первый камень нашли под Аддерахом… Он заманил к себе шахтеров. Тогда он был еще слаб, изголодался за многие тысячи лет, но они были еще слабее. Они собрали его пыль, ведомые непонятным стремлением. Они стали давать ему кровь. Он рос, и росла его мощь, и он послал в мир ткачей, чтобы они стали его глазами, ушами и руками. Отправил их на поиски других камней.
— Но что такое колдовские камни? — спросил Флен.
— Ответ перед нами, но все отказываются ему верить, — прошептала Люция. — Я бы не поверила, но дух Альскаин Map показал мне больше, чем правду или ложь, факты или вымысел.
Даже он слишком молод, он не видел тех времен, но рассказал мне, что знал.
Люция закрыла глаза, зажмурилась крепко-крепко и заговорила особым стилем, который обычно использовали, обращаясь к богам.
— Во времена, когда мир едва вышел из колыбели, боги сошлись в великой битве. То существо, которое мы именуем Арикаратом, младший отпрыск Ассантуа и Джурани, посеял вражду в Золотом Царстве, и сама история не знает, для чего. И он почти одолел самого Оху, и от битвы той разрывалось небо, но в последнем противостоянии воинство, ведомое родителями, сокрушило его. И когда умирал Арикарат, то воплощение его в ковре этого мира, четвертая луна, разлетелось вдребезги, и осколки пали на землю. Об этом катаклизме нам рассказывал Саран. — Она крепче сжала его ладони. — Но он не погиб, — прошептала Люция. — Он не умрет, пока хотя бы одна часть его остается на ковре… в нашем мире. Луна распалась, и обломки ее уцелели. В каждом из них сохранилась часть души Арикарата. Он дремлет.