Марко почувствовал, что его голова плывет. Звуки, которые он слышал, казались далекими, словно его измученный разум понял, что он умирает, и ему представлялось, что это должно происходить именно так. Этот сценарий не был таким уж неприятным для цыгана, потому что он ужасно подвел своих людей, пытаясь сделать их жизнь лучше, чем когда-либо. Но теперь он понял, что ошибся. Перемены должны были занять годы, а не месяцы. И он знал, что он никогда не сможет сказать своей бабушке, как сильно был не прав.
Единственный оставшийся бандит насвистывал, и этот свист почему-то ужасно раздражал Марко. Он попытался поднять голову, чтобы посмотреть на человека, который свистел, приближаясь к нему, но его опухшие глаза отказывались фокусироваться. Вдруг он услышал громкий удар по двери погрузочной платформы. Раздвижная алюминиевая панель представляла собой вход для разгрузки доставленных товаров, к которому вела дорога, уходящая под землю и соединявшая вход с погрузочной платформой, которую не было видно. Именно эта дверь теперь тряслась от основания. Человек, который только что свистел и прикручивал глушитель на свой 35-миллиметровый «Глок», остановился и посмотрел на все еще трясущуюся дверь.
Марко Корвески улыбнулся своим беззубым ртом, подняв голову, когда человек, который должен был проследить, как он отдаст концы до рассвета, неожиданно замер. Дверь снова сотряслась, и на ней появилась большая вмятина, а затем еще одна и еще. Мужчина с пистолетом отступил, поднял оружие и прицелился в дверь, однако она не стала двигаться сильнее.
Цыгану удалось рассмеяться сквозь боль, и от этого смеха у здорового румынского бандита кровь застыла в жилах.
– Страшный серый волк стучится в дверь, маленький поросенок, что же тебе делать? – Марко снова засмеялся, на этот раз громче.
Тут глаза мужчины расширились: под дверь скользнула огромная рука с очень длинными и очень острыми когтями. Сначала она обшарила пустое пространство под дверью, а затем схватилась за ее нижний край и начала тянуть ее вверх. Дверь была зафиксирована на месте с двух сторон, поэтому сила, прикладываемая к ее центру, подняла вверх только ее внутреннюю часть, как жалюзи на окне. Этот процесс сопровождался скрежетом, и в стороны летели алюминиевые стружки. А когда бандит увидел, кто стоял за этой дверью, его глаза расширились еще больше.
Марко истерически засмеялся, одновременно отхаркивая кровь.
Станус стоял, тяжело дыша и глядя своими желтыми светящимися глазами на стоящего перед ним человека. Левая рука волка все еще держала раскоряченную дверь, пока он разглядывал мужчин внутри. Его взгляд переместился с испуганного преступника на прикованного и истекающего кровью Марко. Глаза зверя сузились, когда он увидел, в каком состоянии находится король. Его пасть широко раскрылась, и все мысли о том, что нужно поддерживать дверь, улетучились. Зверь взревел и двинулся на охранника – его длинные пальцы сворачивались в кулаки и снова разворачивались. Он двигался широкими шагами на двух ногах и, приблизившись к бандиту, заревел во второй раз. Его руки раскачивались по бокам, пока он сокращал расстояние до охранника.
Тот попытался поднять пистолет, и ему это удалось, но выстрелил он преждевременно. Пуля отскочила от бетонного пола в тот момент, когда Станус добрался до него. Голиа поднялся во весь рост, а затем протянул правую руку, схватил мужчину за горло и поднял его с пола. Человек был настолько застигнут врасплох, что все мысли об оружии вылетели у него из головы, и он вцепился в когти и пальцы, обвившиеся смертельной хваткой вокруг его шеи. Станус тряхнул румына один раз, и в шее того что-то треснуло. После этого альфа-самец поднес наемника к своей большой морде, наклонился и принюхался. Удовлетворенный тем, что человек мертв, голиа отбросил его к дальней стене и потянулся к Марко. Цыган вскрикнул от боли, когда Станус попытался освободить его. Волк отступил и заскулил, наклонившись, чтобы оказаться на уровне его глаз. Он понюхал пленника еще раз, а затем зарычал от ярости, потому что обладал уникальной способностью, которой не было больше ни у одного вида животных, понял, что этот человек обречен. Станус покачал своей массивной головой и зарычал, подняв морду вверх. Рычание длилось так долго, что в конце концов превратилось в скорбный вой. Зверь наконец остановился, и послышались громкие щелчки – его суставы встали на свои места. Затем хищник сложил свои длинные пальцы внутрь, встал на все четыре лапы и молча свернулся калачиком у ног умирающего цыгана.
Марко не знал, сколько он был без сознания. Открыв глаза, он увидел, что Станус, свернувшись, лежит у его ног и скулит. Это был самый печальный звук, который цыган когда-либо слышал, и теперь, впервые в своей жизни он действительно слушал голиа. Он понял, как много эти два племени – колено Иедды и голиа – значили друг для друга.
– Нет времени грустить, старый друг, – с трудом произнес Марко своим искалеченным ртом, зная, что пока он говорит, его легкие наполняются кровью. – Ты должен еще кое-что для меня сделать, – добавил он, продолжая захлебываться кровью. – Сейчас ты должен покинуть меня, брат, – сказал Марко, и его голова упала еще ниже, потому что его силы иссякли.
Станус заскулил и начал ходить по кругу. Его скорбь была безграничной, потому что волк знал, что больше никогда не увидит Марко. Даже несмотря на то что зверь не доверял цыгану, все голиа любили внука цыганской королевы.
– Встань, брат волк. Встань и пусти меня в себя в последний раз, – попросил Марко. – Без зелья, без заклинания. Прими меня полностью и позволь мне исправить то, что я натворил.
Слова затихли, когда Станус взревел и гневно затряс большой головой. Затем зверь оттолкнулся от пола и встал одним быстрым и резким движением. Теперь альфа-самец находился лицом к лицу с Марко.
– Один… последний… раз… старый… друг… позволь мне… бежать… с тобой. – Слова были такими тихими, что Станус наклонился и навострил уши. Затем зверь медленно поднял свою правую руку, положил длинные пальцы на голову Марко и надавил когтями на тонкую кожу. Цыган почувствовал легкую боль, а затем связь между ними и животным установилась в последний раз. Это был единственный раз на памяти иеддитов, когда человек принял решение умереть, находясь в сознании голиа.
Станус вскоре отпустил Марко и отошел к дальней стене, и голова умирающего упала на грудь. Его сердце почти остановилось в тот момент, когда голиа установил связь. Марко ушел, осталось только его избитое тело.
Хищник замер, и его глаза снова сузились и превратились в яркие узкие щелки. Голиа неожиданно повернулся к двери, и его рев потряс здание. Марко открыл Станусу правду о том, что происходило на самом деле.
Волк тремя большими шагами достиг поврежденной двери, а затем начал колотить по металлу кулаками, вымещая на нем свой гнев. Дверь разлетелась на куски под его яростными ударами. И вот Станус встал в дверном проеме.
Его вой донесся до самого перевала. Уилл Менденхолл и инженеры из 82-й дивизии встали под проливным дождем и посмотрели на юг.
В тот момент, когда разум Марко угас в его избитом и искалеченном теле, мадам Корвески подавила рыдание. Ее сердце сжалось, и она не могла не подумать о том, каким ее внук был в детстве, и о том, как он играл со щенками голиа, среди которых были Станус и Микла. Теперь Марко покинул их, и она знала, что больше никогда не увидит своего мальчика снова. Как старуха ни пыталась сдержать свои эмоции, ее сердце разрывалось от скорби по внуку, который всего лишь хотел лучшей жизни для своего народа.