Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс А. Робинсон, Дарон Аджемоглу cтр.№ 19

Наконец, географическая теория не может объяснить не только мировое неравенство в целом; она бессильна и в вопросе о том, почему многие страны, такие как Япония или Китай, долгое время пребывают в стагнации, но потом в них начинается быстрый экономический рост. Нам нужна другая, более надежная теория.

Другая популярная теория связывает процветание народов с культурными факторами. Эта теория, так же как географическая, имеет благородную родословную и может проследить свое происхождение как минимум до великого немецкого социолога Макса Вебера, который утверждал что Реформация и протестантская этика, которая лежала в ее основе, были ключевыми факторами быстрого развития индустриального общества в Западной Европе. Сегодня теории о культурном влиянии уже не опираются исключительно на религию и указывают также на важность других ценностей и этических установок.

Хотя политкорректность запрещает произносить подобное вслух, но многие из нас до сих пор убеждены, что африканцы бедны, потому что не знают трудовой этики, или потому что они верят в колдовство, или, наконец, потому, что они противятся принятию новых западных технологий. Столь же многие верят, что Латинская Америка никогда не будет богатой, потому что ее жители по природе своей транжиры и голодранцы, заложники особой иберийской культуры — «культуры маньяна». ^[13] А когда-то многие из нас верили, что традиции китайской культуры, в частности конфуцианские ценности, неблагоприятны для экономического роста. Сейчас, однако, о роли китайской трудовой этики в быстром экономическом росте в Китае, Гонконге и Сингапуре не говорит только ленивый.

Полезна ли теория о влиянии культуры для понимания природы мирового неравенства? И да и нет. Полезна в том смысле, что связанные с культурой социальные нормы имеют большое значение, с трудом меняются и часто поддерживают институциональные различия, которые, как мы утверждаем в этой книге, могут объяснить мировое неравенство. Но по большей части эта теория бесполезна, поскольку те аспекты культуры, которые особенно часто привлекают к себе внимание, — религия, этические принципы, «африканские» или «латиноамериканские» ценности, — как раз не особенно важны для понимания того, как возникло нынешнее неравенство и почему оно столь устойчиво. Другие аспекты культуры — такие как уровень доверия в обществе и склонность членов этого общества к кооперации друг с другом — важнее, но они в основном суть следствие работы определенных институтов, а не самостоятельная причина неравенства.

Обратимся снова к примеру Ногалеса. Как мы уже отмечали, многие черты культуры практически идентичны по обе стороны от стены, однако наблюдаются и заметные различия в ценностях, социальных нормах и повседневных практиках. Однако эти отличия являются следствием того, что эти два города развиваются по расходящимся траекториям, а не причиной этого расхождения. Например, мексиканцы, согласно данным опросов, реже, чем американцы, доверяют окружающим. Но в этом нет ничего удивительного, если учесть, что правительство Мексики не может справиться с наркокартелями и поддержать функционирование беспристрастной судебной системы. То же самое можно сказать и о Южной и Северной Корее, что мы обсудим в следующей главе. Южная Корея — одна из самых богатых стран в мире, тогда как население Северной живет в ужасающей бедности и вынуждено периодически бороться с голодом. Хотя то, что мы называем культурой, выглядит на Севере и на Юге совершенно по-разному, эти различия не сыграли никакой роли в том, как по-разному сложилась судьба двух частей одной страны. Север и юг Корейского полуострова в течение долгого времени имели общую историю. До Корейской войны и раздела страны по 38-й параллели для полуострова был характерен чрезвычайно высокий уровень культурной, языковой и этнической гомогенности. Так же как в случае с Ногалесом, причина различий — сама граница. На Севере отличный от Юга политический режим, иные институты, создающие иные стимулы. Таким образом, и в Ногалесе, и в Корее любые культурные различия между севером и югом являются следствием различного уровня жизни, а не его причиной.

А как же Африка и африканская культура? Исторически Африка южнее Сахары была беднее других частей света, и ее древние цивилизации не смогли изобрести колесо, письменность (за исключением Эфиопии и Сомали) и плуг. Но пусть эти технологии не использовались в Африке повсеместно до наступления эпохи окончательной колонизации европейскими державами (конец XIX — начало XX века), узнали-то о них африканцы намного раньше. Европейские мореплаватели стали осваивать Западное побережье Африки в конце XV столетия. Корабли из Азии добрались до Восточного побережья континента задолго до того.

Чтобы понять, почему эти технологии не были взяты на вооружение африканцами, давайте углубимся в историю Королевства Конго, которое было расположено в устье одноименной реки, давшей название двум современным государствам — Республике Конго и Демократической Республике Конго. На карте 6 показано, где располагалось Королевство Конго и другое важное государство Центральной Африки — Королевство Бакуба, о котором мы поговорим в дальнейших главах.

Карта 6. Королевства Конго и Куба, расселение народностей леле и бушонг

Королевство Конго вступило в контакт с португальцами после того, как в 1483 году сюда прибыл первый европеец, мореплаватель Диогу Кан. К этому времени Королевство Конго было сильно централизованным (по африканским стандартам) государственным образованием, столица которого — Мбанза — имела население 60 тысяч человек, что примерно соответствовало населению португальской столицы Лиссабона и превышало население Лондона (ок. 50 000 в 1500 году). Король Конго Нзинга Нкуву принял католичество и стал называться Жуан I, город Мбанза был переименован в Сан-Сальвадор.

Благодаря португальцам конголезцы узнали колесо и плуг. Португальцы даже пытались поддержать распространение этих орудий, направив в страну специальные сельскохозяйственные миссии в 1491 и 1512 годах. Однако все эти усилия были напрасны.

В принципе, конголезцы были совсем не против западных изобретений. Они очень быстро переняли у Запада одну его весьма почтенную технологию — огнестрельное оружие — и начали использовать этот новый мощный инструмент под воздействием рыночного стимула: возникшего спроса на захват и экспорт рабов. Нет никаких признаков того, что какие-либо африканские культурные ценности препятствовали освоению новых технологий и практик. Когда контакты с европейцами стали более глубокими и интенсивными, конголезцы переняли и другие западные технологии — письменность, европейскую одежду и устройство домов. В XIX веке многие африканские страны воспользовались расширяющимися экономическими возможностями, появившимися в результате промышленной революции, и изменили структуру своего производства. В Западной Африке начался быстрый экономический рост, основанный на экспорте пальмового масла и арахиса; по всему югу Африки развивался экспорт в быстро развивающийся регион Ранд на территории современной ЮАР. Однако эти многообещающие экономические эксперименты прекратились, и вовсе не из-за каких-то особенностей африканской культуры или неспособности рядовых африканцев действовать в своих собственных интересах, а сначала из-за колонизации, а потом вследствие политики, которую проводили правительства африканских стран после получения ими независимости.