Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс А. Робинсон, Дарон Аджемоглу cтр.№ 17

Однако мировое неравенство не может быть объяснено через воздействие климата, болезней или других факторов, упоминающихся в разных версиях географической теории. Просто вспомните город Ногалес. Одна его часть отделена от другой не разными климатическими поясами, географической удаленностью или эпидемиологической обстановкой, а просто границей между США и Мексикой.

Если географическая теория не может объяснить разницу между севером и югом Ногалеса, Северной и Южной Кореей или между Восточной и Западной Германией до падения Берлинской стены, быть может, она способна объяснить нам разницу между Северной и Южной Америкой? Между Европой и Африкой? Нет, и здесь она бесполезна.

История показывает, что не существует простой и долгосрочной связи между климатом и географией с одной стороны и экономическим процветанием — с другой. В частности, не всегда в тропиках жили беднее, чем в умеренных широтах. Как мы убедились в предыдущей главе, на момент открытия Америки Колумбом к югу от тропика Рака и к северу от тропика Козерога (то есть на территории современных Мексики, Центральной Америки, Перу и Боливии) существовали великие цивилизации ацтеков и инков. Это были политически централизованные и довольно сложно устроенные империи, правительства которых умели строить дороги и организовывать помощь своим подданным во время голода. У ацтеков были письменность и деньги; инки, хотя у них и не было этих двух важнейших элементов развитой цивилизации, умели записывать большие объемы информации с помощью сложных веревочных сплетений и узелков, называемых кипу. Напротив, те цивилизации, которые во времена ацтеков и инков существовали к северу и к югу от них (то есть на территории современных США, Канады, Аргентины и Чили), жили по большей части в каменном веке и подобными продвинутыми технологиями не обладали. Американские тропики, таким образом, были гораздо богаче американских умеренных широт. Поэтому «банальный» факт, что жаркие страны всегда бедны, — это не то что банальный, это и не факт вовсе. Наоборот, процветание США и Канады представляет собой «полный поворот кругом» по сравнению с доколониальным периодом.

Этот поворот, разумеется, никак не был связан с географией, зато был напрямую связан с особенностями процесса колонизации. Поворот не ограничивался только Новым Светом. Жители Южной Азии, особенно Индийского субконтинента и Китая, были гораздо богаче, чем жители других частей Азии, и уж точно богаче, чем коренные жители Австралии и Новой Зеландии. В этом регионе богатство и бедность тоже во многих случаях поменялись местами: Новая Зеландия и Австралия обошли по уровню доходов большинство азиатских стран, а из последних самыми богатыми стали Южная Корея, Сингапур и Япония. Поворот имел место даже в субсахарской Африке. До начала активных контактов с европейцами юг Африканского континента был наименее заселен, и ему было еще очень далеко до появления системы управления, хоть сколько-нибудь похожей на государственную и способной хотя бы контролировать собственную территорию. Однако сегодня Южно-Африканская Республика — одна из самых богатых стран Африки к югу от Сахары. Углубившись в историю еще больше, мы снова встретим процветающие тропические цивилизации, такие как Ангкор (на территории современной Камбоджи), Виджаянагара в Южной Индии, Аксум в Эфиопии или, наконец, великую культуру долины Инда с центрами в Мохенджо-Даро и Хараппе (современный Пакистан). История, таким образом, оставляет мало сомнений в том, что между расположением в тропиках и экономическими успехами нет очевидной связи.

Тропические болезни, разумеется, причиняют огромные страдания людям и являются причиной высокой младенческой смертности в Африке, но они не являются причиной африканской бедности. Наоборот, болезни являются следствием бедности и того, что правительства этих стран не могут или не находят нужным предпринять меры по охране общественного здоровья, которые позволили бы эти болезни ликвидировать. В Англии XIX века также имелись серьезные проблемы со здравоохранением, но правительство постепенно инвестировало в постройку водопроводов, систем канализации и очистки сточных вод, а в конечном счете — в создание эффективной системы здравоохранения. Более здоровое население и увеличившаяся продолжительность жизни суть не причины экономических успехов Великобритании, а следствие уже произошедших в стране экономических и политических изменений. То же самое можно сказать и о городе Ногалес, штат Аризона, США.

Другой постулат географической теории сводится к тому, что сельское хозяйство в тропиках принципиально не может быть эффективным. Плодородный слой почвы в тропиках слишком тонок и неспособен удержать в себе достаточное количество питательных веществ, утверждают сторонники географической теории и добавляют, что этот плодородный слой почвы к тому же быстро смывается тропическими ливнями. В этом утверждении есть доля истины, но мы увидим, что главная причина низкой эффективности сельского хозяйства (то есть низких урожаев с акра земли) во многих бедных странах, особенно в Африке южнее Сахары, — совсем не качество почвы. Напротив, основная причина кроется в структуре землевладения и в тех стимулах, которые создаются для земледельцев правительством и действующими в данной стране институтами. Мы также покажем, что мировое неравенство невозможно объяснить разницей в эффективности сельского хозяйства. Огромное неравенство, возникшее в мире в XIX веке, стало следствием неравномерного распространения промышленных технологий и неравной эффективности промышленного производства. Это неравенство вовсе не было следствием различий в эффективности сельского хозяйства.

Еще одна популярная версия географической теории была разработана специалистом по экологии и эволюционной биологии Джаредом Даймондом. Он утверждает, что причины неравенства в развитии континентов к началу Нового времени (то есть около 500 лет назад) лежат в различной доступности на разных континентах пригодных для одомашнивания растений и животных, что впоследствии привело к разнице в эффективности сельского хозяйства. В некоторых местах, как, например, в Плодородном полумесяце (на территории современного Ближнего Востока), было множество подходящих для культивации и одомашнивания видов растений и животных. В других местах, например в Америке, их было гораздо меньше. Наличие большого числа пригодных для доместикации видов сделало возможным и даже привлекательным переход от охоты и собирательства к оседлому земледелию. В результате земледелие возникло в Плодородном полумесяце раньше, чем в Америке, вследствие этого выросла плотность населения, что сделало возможным разделение труда, развитие торговли, урбанизацию и развитие политических институтов. Особенно важно то, что в местах, где оседлое земледелие распространялось более широко, гораздо быстрее происходили технологические инновации. Таким образом, согласно Даймонду, различные возможности для одомашнивания растений и животных на разных континентах повлекли различную интенсивность сельского хозяйства на этих континентах, а следствием этого, в свою очередь, стали различные скорости и направления технологических изменений и разные уровни богатства.

Хотя Даймонд дает убедительные ответы на поставленные им самим вопросы, его теорию нельзя экстраполировать на современность и объяснить ею современное неравенство. Например, Даймонд утверждает, что испанцы смогли завоевать цивилизации Нового Света благодаря тому, что у них была более долгая история земледелия и последующего развития более совершенных технологий. Но ведь наша цель состоит в том, чтобы объяснить, почему бедны современные мексиканцы и перуанцы, которые живут на бывших территориях ацтеков и инков. Да, у испанцев были пшеница, ячмень и лошади, и это делало испанцев богаче инков, но разница в доходах между первыми и вторыми была не такой большой. Средний доход жителя Испании был, может быть, раза в два больше, чем доход жителя Империи инков. Логика Даймонда предполагает, что после того, как инки получили доступ ко всем тем технологиям и видам животных и растений, которых у них раньше не было, они должны были бы быстро догнать испанцев и достичь их жизненных стандартов. Напротив, в XIX и XX веках разрыв в уровне благосостояния только увеличился: сейчас средний испанец в шесть раз богаче среднего перуанца. Этот разрыв тесно связан с неравномерным распространением современных технологий промышленного производства и имеет мало отношения как к наличию пригодных для доместикации животных и растений, так и к якобы объективно обусловленной и постоянной разнице в эффективности сельского хозяйства в Испании и в Перу.