Троянская тайна - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронин cтр.№ 50

– Что вы сделали?!

На этот раз изумление Потапчука было неподдельным, и свой риторический вопрос он задал таким тоном, словно Ирина при нем только что выкинула какую-то совершенно непотребную штуку – устроила танцы на шесте, например, или сообщила, что это она умыкнула из Третьяковской галереи всемирно известную картину художника Александра Иванова и потребовала за нее выкуп в два миллиарда долларов США.

– Так-так, – с легким сарказмом, который так хорошо ему удавался, произнес Федор Филиппович. – И что же было дальше?

Дальше не было ничего особенного. Ирина улизнула от Глеба в трех кварталах от дома Свентицкого – просто остановила машину и попросила своего пассажира, по совместительству выполнявшего функции телохранителя, купить для нее в киоске свежий номер женского журнала. А когда Сиверов скрылся из вида за утлом того самого киоска, просто запустила движок, включила передачу и дала газ.

Она и сама толком не знала, зачем это сделала. Возможно, этот импульсивный поступок был вызван недавно пережитым в квартире коллекционера Свентицкого потрясением. Да, отчасти, наверное, так оно и было. До сих пор все эти разговоры о том, что картину, вероятнее всего, расчленили, чтобы распродать по частям, как это иногда делают со знаменитыми алмазами и всемирно известными золотыми украшениями, были в большой степени умозрительными и содержали в себе (на взгляд Ирины, по крайней мере) слишком много допущений – всяких там "если", "вдруг", "поскольку" и "логично было бы предположить". Но, взяв в руки подлинный фрагмент, этот жалкий клочок размером пятнадцать на пятнадцать сантиметров, совсем недавно являвшийся частью варварски загубленного великого произведения искусства, она испытала ощущение сходное с ударом в солнечное сплетение, нанесенным профессиональным боксером-тяжеловесом. Она была почти убита и, честно говоря, плохо помнила, как ушла от Свентицкого. Естественно, что присутствие в машине постороннего – в машине, которую она давно уже привыкла считать частью своего гардероба, и притом частью весьма интимной, – да еще в такой момент, когда она плохо владела собой и едва могла скрывать свои чувства, ей, мягко говоря, мешало.

Кроме того, она слишком хорошо запомнила самоуверенное обещание Сиверова следовать за ней повсюду. То, что для агента по кличке Слепой было простой констатацией факта – вроде того, что, если сунуть ногу под идущий поезд, тот ее непременно отрежет, – Ирина восприняла как вызов. И сейчас ей вдруг показалось, что настало самое время поднять брошенную Сиверовым перчатку. Тоже мне, супермен!

Она представила, как этот человек-невидимка в черных очках докладывает своему любимому Федору Филипповичу, что она от него ускользнула. Вид у него при этом должен быть как у кота, упустившего мышь, с которой играл добрых полчаса, или у большого глупого пса, забывшего, где зарыл сахарную косточку. А Федор Филиппович, как и полагается высокому начальству, говорит ему нелицеприятные вещи.

При этом уже в тот момент, когда поворачивала ключ в замке зажигания, Ирина четко осознавала, что совершаемый ею поступок есть не что иное, как ребячество, и ребячество не только глупое, но и довольно злое. Она знала, что ведет себя сейчас как одна из тех хрестоматийных американок, которых соотечественники называют "мисс богатая сучка", однако ничего не могла с собой поделать: в данный момент она в этом нуждалась.

Отъехав от киоска на пару кварталов, она отключила мобильный телефон. Это уже было полное и окончательное хулиганство: ей могли и должны были позвонить многие, в том числе и Виктор, который, между прочим, терпеть не мог, когда она оказывалась недоступной для него хотя бы и по телефону, – он тогда начинал волноваться и воображать себе всякие ужасы. Как бы то ни было, Ирина вовсе не хотела, чтобы ее кинематографический побег закончился банальным звонком телефона и еще более банальным вопросом Глеба Петровича: "Ну, и как это прикажете понимать?" В глубине души она чувствовала, что, услышав этот вопрос, развернет машину и поедет обратно.

Некоторое время она петляла по городу, то резко набирая скорость, то снова ее сбрасывая. В зеркале заднего вида не усматривалось ничего подозрительного, ни одна машина даже не пыталась повторять ее безумные маневры. Собственно, далеко не каждая машина была на это способна, не говоря уж о водителях...

Глядя в зеркало заднего вида, она чуть было не въехала под задний бампер остановившегося на светофоре грузовика, и ей немедленно – ну а то как же! – вспомнился Глеб Петрович, предупреждавший, что, проверяя, нет ли за ней слежки, она при своей манере вождения запросто может угробиться сама и угробить какого-нибудь ни в чем не повинного участника дорожного движения. Черт бы его побрал, этого Глеба Петровича! Оставалось утешаться лишь тем, что водителю грузовика ничто не угрожало: столкновение с влетевшей в корму его воняющего соляркой динозавра спортивной "хондой" вряд ли могло ему хоть как-то повредить. Хотя бы в этом всевидящий Сиверов ошибся, и на том спасибо...

Для успокоения нервов она посетила несколько магазинов, а также массажный салон и парикмахерскую. Парикмахер, как всегда, сделал свое дело на славу; учитывая то, что волосы у Ирины пребывали в полном порядке, высокооплачиваемый мастер визажа ограничился тем, что вымыл их, слегка пощелкал вокруг ножницами и уложил в точности так, как они лежали до прихода Ирины в парикмахерскую... то есть, извините, в салон красоты.

Уже в сумерках она заказала легкий ужин в одном из своих любимых ресторанов, а когда настал черед кофе, попросила у официанта сигарету и выкурила ее, глядя, как за окном кабака над Москвой сгущаются теплые сумерки. Пока она курила, скупыми глотками отпивая из чашки, к ней пару раз подгребали какие-то не совсем трезвые типы с предложениями: а) пересесть за их столик и б) потанцевать (для начала). Думая о своем – в частности, о том, что даже в центре Москвы и даже в очень дорогих ресторанах не стало спасу от хамья, – Ирина чисто механически отшила обоих кавалеров. И кавалеры, как ни странно, тихо отстали – возможно, еще не набрались до нужной кондиции.

Встреча на конспиративной квартире была назначена на двадцать три часа – у Федора Филипповича были какие-то неотложные генеральские дела (помнится, Сиверов с улыбкой предположил, что Потапчук просто отправился на дачу окучивать картошку), и он долго извинялся, назначая Ирине свидание в столь неурочное время. Теперь, когда нервы у Ирины почти совсем успокоились, она стыдилась своей выходки настолько, что у нее даже мелькнула заманчивая мысль не ходить на эту встречу совсем. А что? Поздно ведь, и вообще... Она же не военнообязанная, в самом-то деле!

Тут уж ей сделалось совсем скверно. Ведь она считала поиск картины (Боже мой, картины! Фрагментов, фрагментов, а не картины! Господи, какой ужас, варварство какое...) своим личным, персональным делом, священным долгом перед памятью отца. Возможно, на свете существовали другие люди, которые могли ей в этом помочь, но ни один из них почему-то до сих пор не возник на туманном горизонте. А те, кого она видела – толстый сердитый начальник райотдела в чине полковника, худой, сутулый и услужливый начальник другого райотдела в чине подполковника и их подчиненные в погонах и без, – были помощниками такого сорта, без которых она предпочитала обойтись. Виктор? Вот как раз Виктор и порекомендовал ей обратиться к Федору Филипповичу, а она... Господи, ну до чего же стыдно!