Крест и нож - читать онлайн книгу. Автор: Давид Вилкерсон cтр.№ 13

Но как бы ни были омерзительны занятия этих подростков, одно из них — наркомания —превосходило все.

Вскоре я сам столкнулся с разносчиками марихуаны. Они чаще находились в школьных дворах, проявляя настойчивость и нахальность. Они свободно говорили о своём бизнесе и настаивали на том, что я сам попробовал покурить, уж если мне так интересно знать, в чём тут дело.

Тогда я показал одному из них фотографию из газеты, на которой был изображен мальчик, скорчившийся от боли на больничной койке в момент окончания действия наркотика. Он рассмеялся.

— Не беспокойтесь. Этот мальчик употреблял героин. Небольшая доза марихуаны не принесет вам никакого вреда. Это как сигарета.

Не причиняет вреда? Употребление марихуаны не является наркоманией, но ведёт к использованию героина, одного из самых жестких наркотиков, известных человеку.

Однажды я видел "ломку", как они говорят. В то время было недостаточное количество наркотиков из-за многочисленных арестов поставщиков. Проходя по одной из улиц Бедфорд-Стувезан, я услышал пронзительный вопль. Никто не обратил ни малейшего внимания. Крик продолжался...

— Похоже, что кто-то попал в беду, — сказал я женщине, выглядывавшей из окна первого этажа. Она подняла голову, прислушалась и пожала плечами.

— Это парень на третьем этаже. Ему 20 лет. Это героин. Он на игле и сейчас не может достать дозу.

— Вы знаете его?

— С пеленок.

— Можно ли хоть чем-то ему помочь?

— Чем например? Единственное, что ему сейчас может помочь, это смерть...

— Неужели нельзя отправить его в больницу?

Женщина посмотрела на меня.

— Мистер, вы здесь новый человек, не правда ли?

— Да.

— Можете попробовать поместить его в больницу и вы увидите, что из этого получится.

Я все время вспоминаю ее слова. Во всем Нью-Йорке есть только одна больница Ривер-сайд, где могут оказать помощь наркоману. Но она так переполнена, что попасть в нее практически невозможно. Кроме больницы Ривер-сайд, можно еще сделать заявку в единственную в США лечебницу, где могут принять больного из Нью-Йорка — федеральное учреждение в Лексингтоне, штат Кентукки, специализирующееся по этой проблеме.

Драки, секс, наркомания — таковы внешние проявления бед подростков Нью-Йорка. Но, как сказал Анжело, это было следствием лишь одной болезни: одиночества. Жажда чего-либо значительного в жизни. Самым печальным, что я обнаружил во время своих прогулок по улицам, были потрясающе низкие интересы этих ребят. Некоторые из них попытались описать свои мечты.

Мечты? Можно ли действительно назвать мечтой и целью жизни приобретение новой шляпы? Такой, знаете, с узкими полями. Такая шляпа является символом для этих ребят. Не

один раз я видел парня, дрожащего от холода без пальто, но на голове у него была 25-долларовая альпийская шляпа со стильным пером.

Другие же мечтают о путешествии. Аж по Бруклинскому мосту в Манхэттан, например. Вот это было бы приключение! Когда-нибудь... Как-нибудь...

Все эти ребята были отделены друг от друга, каждый замыкался в своей скорлупе. Я встречал много ребят, которые никогда не были за пределами Бруклинского моста из-за боязни встретить шайки из Манхаттана и Бронкса.

Постепенно у меня вырисовывался стереотип такого подростка, его беды, начинающейся с одиночества, бегство от которого ведёт к стычкам между группировками, сексуальным оргиям, наркомании и кончающейся ранней и постыдной смертью. Чтобы проверить свои собственные впечатления, я посещал полицейские участки, разговаривал с работниками по социальным вопросам, патрульными офицерами, провел много времени в публичной библиотеке. В конце концов, я получил настолько ошеломляюще безнадёжное впечатление о проблемах подростков Нью-Йорка, что чуть было не отступил. И как раз в этот момент Дух Святой помог мне.

Нет, здесь не последовало никаких драматических событий. Просто Он вдохновил меня, прояснил то видение, которое до сих пор было как смутно вспоминаемый сон.

Я ехал назад, в Филипсбург, рассеянно поглядывая на отсчитывающий мили спидометр. И вдруг я спросил себя: "Предположим, что тебе дана возможность исполнить желание в отношении этих ребят. Что бы ты посчитал наилучшим для них?"

И я знал ответ: чтобы они могли начать совершенно новую жизнь и иметь чистоту и невинность новорождённых. И более того, чтобы становясь старше, они были бы окружены любовью вместо ненависти и страха. Увы, это было невозможно. Не могут они, уже подростки, зачеркнуть все то, что произошло в их жизни. И как можно создать для них новое окружение?

"Господи, Ты ли поместил эту мечту мне в сердце, или это плод моей фантазии?"

Они должны начать новую жизнь и их должна окружать любовь.

Эта идея приобрела в моем сознании такую же завершенность и ясность, как первое побуждение ехать в Нью-Йорк; и в это время в моем воображении возник образ дома. в который могли бы приходить эти дети. Хороший дом, где они могли бы чувствовать себя хозяевами, где бы их ждали и любили. Они могли бы жить в этом доме столько, сколько им захочется. Двери дома всегда будут открыты для них, там будет много кроватей, много одежды и большая кухня.

— О, Господи! — сказал я громко. — Какая чудесная мечта! Но для этого нужно чудо. Много чудес, которых я еще никогда не видел.

Через неделю я снова поехал в Нью-Йорк, но на этот раз я находился в странном расположении духа: с одной стороны, я был вдохновлён моей новой мечтой, с другой стороны — глубоко подавлен. Чем больше я узнавал врага в этом большом городе, тем больше сознавал

свою беспомощность и отсутствие способностей сражаться с ним.

Враг таился в социальных условиях, в существовании трущоб Нью-Йорка, готовых захватить одиноких и лишённых любви подростков. Этот враг давал легковесные обещания безопасности и свободы, счастья и вознаграждения. Он давал невинные названия их порочным увлечениям. Он делал из своих жертв личности, до сердец которых почти невозможно было достучаться. Он воздвигал вокруг этих подростков непробиваемую стену жестокосердия, заставляя их гордиться этой жестокостью.

Я ощутил свою слабость перед его силой. У меня не было никакого обычного оружия против него — не было опыта, не было денег, не было какой-либо организации, поддерживающей меня. Я боялся этого сражения.

И вдруг я вспомнил один случай, когда я испугался драки. Это было очень давно, когда я был еще ребенком и мы только что переехали в Питсбург. Когда я рос, я не получал никаких

наград, обещавших мне жизненный успех. Я всегда был очень хрупким и еще худощавее, чем сейчас. Я содрогался от одной только мысли о кулачном бое.

И, все-таки, самое смешное заключается в том, что за все годы моей учебы я ни разу не подрался именно потому, что у меня была репутация самого упрямого и несговорчивого парня. Все это было очень странно, и чем больше я об этом думал, тем больше я размышлял о том, имело ли это какое-либо значение для меня сейчас.