Я тратил время не напрасно. Меня не покидало чувство, что мне поставлена цель свыше, хотя всё это не становилось менее таинственным. Я не мог поступать по-другому. Каждую неделю я вновь и вновь возвращался в город, старался быть открытым, всё время ожидая ответа.
Я хорошо помню первый вечер моих четырехмесячных скитаний. Мария сказала мне тогда, что одним из самых жестоких районов Нью-Йорка является Бердфорд Стувезан, Бруклин.
— Пастор, — сказала она, — если вы хотите увидеть Нью-Йорк с самой его худшей стороны, поезжайте по Бруклинскому мосту и раскройте пошире глаза.
Хотел ли я на самом деле увидеть Нью-Йорк с самой худшей стороны? Я не был в этом уверен. Но, все-таки, семеро участников дела Фермера родились в этом логове. И если я хочу расширить свои горизонты, как сказал мой дед, может мне сначала опустить глаза?
Итак, я проехал по Бродвею, миновал Тайме Сквер и Мартиник, где мы останавливались с Майлзом, и далее к Бруклинскому мосту. На другой стороне я получил точные указания как ехать от полицейского. Итак, я впервые ехал в то место, где, как полагают, убийц на квадратный фут больше, чем где бы то ни было на земле. Тогда, робко двигаясь по улицам, я еще не знал, что спустя некоторое время эти места будут так же знакомы мне, как родные улицы Филипсбурга.
Когда-то Бедфорд Стувезант населяли семьи среднего класса, которые жили в аккуратных домиках с садиками. Теперь это — негритянское и пуэрториканское гетто. Я въехал в этот район холодным мартовским вечером, и мне пришлось долго ездить, прежде, чем я смог найти свободную стоянку для машины. Здесь улицы практически не очищались от снега и большинство машин будто примерзли к бордюрам. Пешком ходить было рискованно, в слякоти по щиколотку и по скользким кучам отбросов. Я бродил в одиночестве по улицам, всматриваясь и вслушиваясь в ту жизнь, о существовании которой просто не подозревал, находясь в безопасности своих гор.
На обледенелой мостовой лежал пьяный. Когда я остановился, чтобы помочь ему, он обругал меня. Я сказал о нем полицейскому. Он пожал плечами и сказал, что разберется. Отойдя немного, я обернулся и увидел, что полицейский по-прежнему стоял на месте, помахивая дубинкой.
У открытой двери стояли две девушки.
— Сюда, сюда! — крикнули они мне. — Ты ищешь компанию?
Напротив, через дорогу, группа подростков столпилась у кондитерского магазина. На них были кожаные куртки с любопытным знаком сзади. Я хотел поговорить с ними, но не решался. Будут ли они слушать меня, или станут смеяться надо мной?
В конце концов, я не подошел к ним этим вечером. Я прошелся еще немного мимо баров, переполненных мусорных баков, мимо церквей и полицейских участков, мимо полуразрушенного дома с разбитыми окнами и дощечкой с надписью "По газонам не ходить", торчащей из грязного снега.
Возвращаясь к машине, я услышал три коротких выстрела. Потом я подумал, что, наверное, ошибся, потому что все люди на улице были спокойны. Но через минуту мимо меня пронеслась полицейская машина, завывая сиреной и мигая красными огнями. Только шесть человек остановились посмотреть, как полицейские выносили из дома мужчину с повисшей плетью рукой, из которой капала кровь. У него было прострелено плечо. Чтобы собрать толпу в Бедфорд-Стувезан нужно было нечто большее, чем выстрел в плечо.
Я вернулся в машину, повесил на окно старую рубашку, уединившись таким образом, укрылся ковриком и уснул.
Сейчас бы я так не поступил. Теперь-то я знаю наверняка, что мне нечего было бояться взрослых или подростков. Вся опасность была в малышах. Эти восьми-, девяти-, десятилетние дети по-настоящему опасны, потому что они совершают насилие ради насилия. У них есть ножи и пистолеты, оружие их старших товарищей, и они думают, что действуют, как мужчины, пуская его в ход. Если бы мне сегодня пришлось ночевать на улице, я боялся бы именно таких малышей.
Но в то утро я проснулся в полном порядке. Может, меня защитила моя собственная наивность, или спасли слова из 90 Псалма, которые я многократно повторял, прежде чем уснуть:
Ибо ты сказал: "Господь — упование моё", Всевышнего избрал ты прибежищем твоим. Не приключится тебе зло. а язва не приблизится к жилищу твоему. Ибо Ангелам Своим заповедает о тебе —
охранять тебя на всех путях твоих. На руках понесут тебя, да не преткнёшься о
камень ногою твоею.
На аспида и василиска наступишь, попирать будешь льва и дракона.
Постепенно я изучил все эти улицы за четыре месяца хождений по ним. В этом мне много помогли Мария и Анжело. Я поддерживал тесную связь с Анжело после той первой встречи с ним.
— Анжело, — спросил я его однажды, когда мы шли по Гарлему, — как ты думаешь, что является самой большой проблемой для ребят вашего города?
— Одиночество, — не задумываясь, ответил он.
Это был странный ответ: одиночество в восьмимилионном городе? Но Анжело сказал, что это чувство возникает оттого, что никто не любит тебя. По сути дела, все члены банды были очень одиноки. Чем больше я узнавал Нью-Йорк, тем более убеждался, что Анжело был прав.
До тех пор, пока я лично не столкнулся с проблемами этих ребят, я не знал, что представляет собой уличная компания подростков. У нас было нечто подобное в Питсбурге, где я вырос. Там дети собирались вместе после школы и устраивали на пустыре клуб. Там они вели разговоры о девочках, об автомобилях, о спорте, о родителях. Я полагаю, что желание подростков собираться вместе, чтобы как-то уединиться от мира взрослых и в то же время исследовать его, совершенно естественно.
Подобные компании есть и в Нью-Йорке, просто социальные объединения, не выходящие за рамки своих функций. Но есть еще и другая разновидность таких компаний. Это дерущиеся шайки, сражающиеся банды. Эти ребята живут насилием.
Я знаю случай, когда драка планировалась два месяца. Но я знаю и другой случай, когда в два часа дня десять ребят стояли на углу улицы и пили лимонад, а в четыре часа один из них
был уже мертв, а двое других отправлены в больницу. Между шайками постоянно горела война.
Как я узнал, в городе существовали разные виды шаек. Кроме драчунов, были шайки гомосексуалистов, лесбиянок, садистов. После того, как я познакомился с большим количеством ребят, я узнал о диких вечеринках, которые они устраивали после школы в заброшенных помещениях и подвалах. Иногда они собираются, например, для того, чтобы выдергивать лапы у кошек. Другие вечеринки сугубо сексуальные. Ребята рассказывали, что часто они забираются в тёмный уголок парка, собираясь кружком вокруг одной парочки и взаимно мастурбируют, в то время как парочка совершала половой акт прямо на земле.
Эта сторона жизни подростковых компаний была просто потоком порнографии. Но то, что они мне показывали, были не обычные порнографические открытки. Эти карточки изображали неестественные акты, совершаемые между ребятами и девушками, а также половые акты с животными. Дети рассказывали мне, что часто они проводили целые вечера в своих клубах, учась по этим карточкам.