Крест и нож - читать онлайн книгу. Автор: Давид Вилкерсон cтр.№ 10

Затем он приказал нам петь. И так мы маршировали, хлопали в ладоши и пели, и каждый раз, когда мы замедляли шаг или переставали пение, дедушка открывал окна еще шире. Я взглянул на отца и понял, о чём он сейчас думает: "Что ж, этого я не переживу, но, всё-таки, хорошо, что так получилось". И он запел громче всех.

Вот эти была служба!

Отец узнал о реакции соседей на следующий день. Он пришел в банк по делу. И конечно же, за большим столом сидел один из наших соседей. Отец хотел повернуть назад, но тот окликнул его.

— Преподобный Уилкерсон, вот это пение было у вас вчера в церкви! Все говорят от этом. Мы знали, что ваши люди хорошо поют и мы все время ждали, когда вы запоете. Это самое замечательное из всего того, что случалось в нашем районе.

Следующие три года в церкви царил дух свободы и силы. Это было для меня хорошим уроком.

— Ты должен проповедовать Пятидесятницу — сказал дедушка моему отцу, когда позднее они обсуждали ту службу. — Будучи освобождённой от всяческих наслоений. Пятидесятница означает силу и жизнь. Вот что вошло в церковь в тот момент сошествия Духа Святого в день Пятидесятницы.

— И когда в тебе есть сила и жизнь, — продолжал дедушка, — значит ты здоров, а если ты здоров, значит, ты можешь немножко и пошуметь. Это полезно для тебя и, естественно, ты можешь немного испачкать свои башмаки.

Для дедушки испачкать башмаки означало не только ходить туда, где грязь и нужда, но также и то, что можно стереть носки ботинок от долгого моления на коленях.

Мой дед был муж молитвы, и вся его семья была похожа на него в этом отношении. Он воспитал моего отца в любви к молитве, а отец, в свою очередь, передал это мне.

— Дэвид, а ты молишься о помощи, когда у тебя неприятности? — спросил однажды у меня дед.

Сначала этот вопрос показался мне незначительным, но дедушка настаивал и я понял, что он клонит к чему-то очень важному.

Конечно же, я благодарил Бога за все хорошее, что у меня было: за родителей и дом, за учебу. И я постоянно, всей душой молился о том, чтобы однажды Господь избрал меня для исполнения Его воли в этом мире. Но я редко молил Бога о какой-то конкретной помощи.

— Дэвид, — сказал дед, глядя на меня без обычной искринки в глазах, — день, когда ты научишься открыто молиться о какой-то особой нужде, станет днём, в который ты познаешь силу молитвы.

Я тогда не все понял из того, что он мне говорил, потому что мне было всего 12 лет и еще я инстинктивно боялся этой мысли — молиться открыто, публично. Это означало сказать вслух, так, чтобы слышали другие: "Я хочу того-то и того-то". А это означало идти на риск, что молитва не будет услышана.

Смысл дедушкиного высказывания открылся мне совершенно неожиданно и при трагических обстоятельствах. Сколько я помнил, мой отец был очень болен. У него была язва двенадцатиперстной кишки и более десяти лет он жаловался на боли.

Однажды, возвращаясь из школы, я увидел промчавшуюся мимо меня "скорую помощь". Я сразу догадался, куда она направляется и ещё издалека услышал крики отца.

В гостиной сидели несколько человек из нашей церкви. Врач не пустил меня в комнату к отцу. Я бросился к маме.

— Мама, он умирает?

Мать посмотрела мне в глаза и решила сказать правду:

— Врач полагает, что он проживет не более двух часов.

В это время отец особенно громко закричал от боли. Мать сжала мое плечо и быстро побежала в комнату.

— Я здесь, Кеннет, — сказала она, закрывая за собою дверь, но прежде, чем дверь закрылась, я увидел, почему меня не пустили к отцу. Его постель и пол были залиты кровью.

В этот момент я вспомнил слова дедушки: "Тот день, когда ты научишься открыто молиться о чём-нибудь особенном, то будет день, когда ты почувствуешь силу". Вначале я хотел пойти в гостиную, где сидели члены общины, и сказать, что я буду молиться за то, чтобы мой отец выздоровел, но не смог этого сделать. Даже в этот критический момент я боялся подвергнуть испытанию свою веру. Не вняв словам деда, я спрятался от всех в подвале, где у нас хранился уголь, и начал молиться, стараясь громкостью голоса восполнить недостаток веры.

Я не подозревал, что молился я как бы в громкоговорящую систему.

Наш дом обогревался горячим воздухом, и в каждую комнату были проведены трубы для него, выходящие из печи, рядом с которой я молился, поэтому мой голос разносился по всем комнатам. Сидевшие в гостиной вдруг услышали жаркую молитву, как бы проникавшую через стены. Слышали ее и врач, и мой отец, лежавший в кровати.

— Позовите сюда Дэвида, — прошептал он. Меня провели наверх мимо любопытных глаз. Я пришел к отцу. Отец попросил доктора Брауна немного подождать в холле и сказал, чтобы мама прочитала 22 стих из 21 главы Евангелия от Матфея. Мать открыла Библию, нашла нужное место и прочитала: "И все, чего ни попросите в молитве с верою, получите". Я почувствовал сильное волнение:

— Мама, не можем ли мы применить это к папе?

Мать прочла этот отрывок раз двенадцать, и, пока она читала его, я поднялся с кресла, подошел к отцу и положил руку на его лоб.

— Иисус, — молился я, — Иисус, я верю тому, что Ты сказал. Исцели моего папу.

Затем я подошел к двери, открыл ее и сказал громко и четко:

— Пожалуйста, войдите, доктор Браун. Я... (мне трудно было вымолвить это) я молился с верой в то, что отцу станет легче.

Доктор Браун снисходительно отнёсся к серьёзности двенадцатилетнего мальчика, улыбнулся тёплой сострадальческой, но без тени веры улыбкой. Но эта улыбка сменилась сначала замешательством, затем выражением крайнего удивления, когда он осмотрел отца.

— Что-то произошло, — сказал он. Голос его прозвучал так тихо, что я еле расслышал, что он сказал. Дрожащими руками доктор Браун взял инструменты и измерил отцу давление.

— Кеннет, — произнёс он, поднимая веки моего отца, ощупывая его живот и проверяя давление, — Кеннет, как вы себя чувствуете?

— Я чувствую как будто бы прилив сил.

— Кеннет, — сказал доктор, — я только что был свидетелем чуда.

Мой отец тут же встал на ноги, а я в тот же момент был избавлен от сомнений о силе молитвы.

В этот день, направляясь на дедушкину ферму, я вспомнил этот случай, происшедший много лет назад.

Я был очень рад увидеть деда таким же жизнерадостным, как всегда. Он стал немного медлительным в движениях, но его ум был по-прежнему живым и мудрость проницательной. Он уселся в старое кресло, и я рассказал ему о всех моих приключениях. Я говорил около часа без перерыва, а он только изредка задавал мне вопросы. Я закончил свое повествование своим собственным вопросом:

— Дедушка, что ты думаешь насчет всего этого? Как ты считаешь, был ли это Божий призыв помочь тем ребятам?

— Нет, — сказал дед.