Записки карманника - читать онлайн книгу. Автор: Заур Зугумов cтр.№ 53

В то время была своего рода цепочка вывоза краденого золота из Магадана. Местные делапуты сплавляли его перекупщикам из Северной Осетии и Чечено-Ингушетии. Цена грамма на черном рынке Магадана составляла около пяти рублей, на Кавказе же она вырастала на порядок. Черные старатели нередко сбывали с рук свою добычу перекупщикам прямо на Колыме. Вывоз краденого золота был делом невероятно опасным, и преступникам приходилось придумывать хитроумные уловки.

К примеру, для вывоза золотого песка нередко использовали брюшко красной рыбы. В те годы она была страшным дефицитом, и гостинец не вызывал подозрений: рыбу из Магадана везли все. Некоторые находчивые умельцы воспользовались тем, что золото и чугун имеют равный вес при одинаковом объеме, и вывозили драгоценный металл, отливая из него… сковородки и закрашивая их черной краской. В самом деле, у кого может вызвать подозрение обычная чугунная сковородка в багаже?

Подельники Грека пошли еще дальше. Они научились ставить в промышленный прибор добычи золота специальные «ловушки», в которых оседал золотой песок. Знали способы незаметного вскрытия опечатанных контейнеров с добытым драгметаллом. На приисках образовалась целая преступная группа, в которой действовал принцип «рука руку моет».

Борьба с контрабандой развернулась в начале 70-х, после того, как один бульдозерист-осетин попытался провести золота на общую стоимость 272 тысячи советских рублей по государственным расценкам. В те годы на эти деньги можно было купить, к примеру, 60 кооперативных квартир. Но главным было то, что один из самородков был по-своему уникален и весил 12 килограммов. Министр Щелоков приказал установить специальную аппаратуру для обнаружения золота на контроле в аэропортах – специальный сканер, разработанный секретным московским институтом.

Всего по их делюге прокатило 40 человек. Почти всех судили за хищение в особо крупных размерах – это была расстрельная статья. Но большая часть подельников Грека, в том числе и он сам, отделалась 12–15 годами строго режима. Ясное дело, что Грек в этой золотой цепочки не был ржавым звеном. И уж кому-кому, а ему-то уж точно намазали бы лоб зеленкой, если не одно «но». Хотя ни самого Грека, ни его подельников уже давно нет в живых, тем не менее, не будем ворошить старое.

Хоть воры и знали, что из пяти человек бригады карманников, в которой я тычил на свободе, трое были авторитетные урки: Дипломат, Карандаш и Паша Сухумский, а сам я, этим сроком, уже успел несколько раз крутануться, в том числе вместе с Гамлетом – Бакинским уркаганом, когда на Свердловской пересылке Гамлет пытался восстановить воровской ход перехваченный блядьми.

Так что, хотя я и был еще относительно молод, но, уже, будучи в заключении, только этим сроком, успел заработать себе авторитет, который давал мне право на многие воровские привилегии.

Тем не менее, сказать, что меня встретили прямо с распростертыми объятиями, значит слукавить.

Таких бродяг как я в то время, хватало. Поэтому, записывать к себе в друзья воры никогда не спешили. Хотя даже маломальских оснований для каких-либо подозрений не было, тем не менее, каждый из них, в подобного рода ситуациях ждал удобного случая, чтобы по-своему пробить на вшивость. Если в процессе жизни вор убеждался в том, что ошибся, то кроме, как самого себя, винить ему было не кого. А такие случаи бывали. Эта тактика, хоть и не часто, но все же приносила свои гнилые плоды.

Много позже, почти не вылезая из мест заключения, проводя на свободе всего лишь несколько месяцев, а то и дней, когда от моего слова в тюрьме зависело не мало, а тот или иной шаг приходилось делать, рассчитывая только на себя, я мысленно спрашивал совета у тех, кого уже давно не было на этом свете, как бы они поступили в той, или иной ситуации, в которой оказывался я: будучи в тюрьме на положении; загрузившись, проходя этапом через пересылку, чтобы сломать блядские движения и при иных подобных обстоятельствах. И, как бы это не звучало высокопарно, не было случая, что бы я не находил нужный ответ. Пример тому я сам. Ведь если бы хоть раз не нашел того самого ответа, уже давно звали бы меня никак, и был бы ни кем. И это самое легкое наказание, которое могло бы меня постичь.

Вспоминая то шебутное время, я каждый раз восхищался дальновидностью, прозорливостью и умом своих учителей, которые так хорошо знали человеческую натуру. Не мудрено, они учились этому десятилетиями, в самых лучших из университетов, которые существовали в мире, в советских тюрьмах.

Нынешним обывателям мест лишения свободы, которые мнят себя блатными, как впрочем, и тем из них, кто на воле, трудно представить картину, когда вор, в зоне шпилит под интерес, или на свободе тычит в бригаде карманников. И не никому неизвестный молодой уркаган, а шпанюк, которого знают далеко за пределами его вотчины.

Часто можно было наблюдать такую картину, что в зоне присутствует несколько воров, а живут они порознь. То есть, каждый имеет свою семью. Но, когда касается, урки конечно же вместе решают насущные проблемы. Или, порой, приходишь в зону, смотришь, вокруг вора, как обычно народу, невпроворот, а живет он с калымским мужиком. А почему? Да потому что мужика этого он знает давно, в курсе какие прожарки пришлось пройти бедолаге, но не сломаться. А тех, кто рядом, почти не знает.

Как правило, такое происходило где-то в начале 1980-х годов, в то время, когда большинство старых, проверенных жизнью арестантов (и не обязательно чтобы это были именно воры), ушли в мир иной.

Жулики Армян с Греком жили в одной семье. Оба были игровыми, да еще какими. Так же, как и в любой другой воровской зоне, вокруг них было много босоты, но жили они впятером. Их троих корефанов звали: Джейранчик, Лёнчик «Водолаз» и Толик Ромашка.

Отношение двух последних мне не всегда было понятно. То они были, как не разлей вода, то дулись целыми днями друг, на друга. Ромашка был из Питера, а Водолаз из Воронежа. Возможно, их сближало то, что они какое-то непродолжительное время вместе сидели на малолетке. Тем более, что оба были, по слухам, неплохими карманниками, так же, как и я, не один год плавающими по Устимлагу и заслужившими достойный им авторитет среди шпаны. Потому и были без пяти минут. А что же тогда отталкивало?

Водолаз отличался необыкновенной надменностью, говорил с людьми так высокомерно, так задирал нос, так безжалостно повышал голос, принимал такой внушительный тон и такую горделивую осанку, что у всякого, кто имел с ним дело, возникало сильнейшее искушение поколотить его.

Ромашка, в этом плане, тоже не был подарком. Но он как-то мог преподнести себя так, что мужики на него не особо-то и обижались. Для кого-то враг, а для кого-то и друг – метла была подвешена у Ромашки, что надо. А это более чем необходимо в сложных житейских лагерных дрязгах. А будущему вору, тем более.

Я неплохо знал обоих. С Водолазом мы сидели некоторое время на пересылке Весляна, когда я был там, на положении, а с Ромашкой чалились на «тройке», в Княж-погосте. Кстати в то же время, когда туда заезжал Боря Армян. Все мы выросли на улице, прошли ДВК, малолетку, общий, усиленный и, оставив за плечами каждый не менее пяти ходок и пятнашку отсиженного, попали на строгий режим. Где каждый также провел не менее пяти лет в заключении.