– Чем больше помощников найдете, тем лучше для меня, – сказал Вилли Коль.
Его собеседник осторожно кивнул:
– Вопрос не в том, чтобы найти помощников. Их у нас всегда хватает. Вопрос в том, сколь необычно задание. Дело-то из ряда вон выходящее.
– Из ряда вон выходящее, верно, – согласился Коль. – Начальник полиции Гиммлер назвал его особенным и архиважным. Мои сослуживцы заняты не менее важными расследованиями, и я вынужден проявлять изобретательность, поэтому я и пришел к вам.
– Гиммлер? – удивился Йоган Мюнц, немолодой мужчина, остановившийся в дверях дома на Грюнштрассе в Шарлоттенбурге.
Аккуратно постриженный, бритый, в костюме, он выглядел так, словно только что вернулся из церкви. Хотя, если дорожишь местом директора одной из лучших школ Берлина, посещать воскресные службы рискованно.
– Вы же понимаете, что организация эта автономна. Она полностью самоуправляема. Указывать им я не вправе. Если откажутся, я ничего поделать не смогу.
– Доктор Мюнц, я прошу лишь возможности обратиться к ним, в надежде, что они пожелают помочь свершению правосудия.
– Но сегодня воскресенье. Как мне с ними связаться?
– Полагаю, нужно лишь позвонить старшему домой, и он обеспечит явку.
– Хорошо, инспектор, я так и поступлю.
Через три четверти часа Вилли Коль стоял на заднем дворе у Мюнца перед двумя дюжинами парней, большинство которых были в коричневых рубашках и шортах, в белых носках и черных галстуках с плетеными кожаными зажимами, то есть членами шара гитлерюгенда при школе Гинденбурга. Как предупредил директор Мюнц, взрослым гитлерюгенд не подчинялся. Члены шара сами выбирали старшего и решали, чем заняться – играть в футбол, ходить в походы или доносить на предателей.
– Хайль Гитлер! – начал Коль.
Его поприветствовали громогласным «хайль!» и вытянутыми руками.
– Я старший детектив-инспектор Коль из крипо.
Чьи-то глаза заблестели от восхищения, чьи-то остались безразличными, как у толстяка, убитого в Дрезденском проулке.
– Мне нужна ваша помощь в распространении национал-социализма. Дело чрезвычайной важности.
Коль посмотрел на белокурого паренька, которого представили как Гельмута Грубера, фюрера гинденбургского шара. Чуть ниже большинства своих спутников, Грубер держался с уверенностью взрослого. Взгляд человека на тридцать лет старше он встретил сурово и холодно.
– Майн герр, ради фюрера и нашей страны мы сделаем все, что требуется.
– Отлично, Гельмут, а теперь послушайте. Задание может показаться странным. Раздам вам два вида распечаток. Первый – карта района Тиргартена. Вторая – фотография человека, которого мы стараемся опознать. Под фотографией название блюда, которое подают в ресторане. Кок-о-ван. Название французское, произношение запоминать не нужно. Ваша задача – обойти рестораны в районе, очерченном кружком, проверить, работал ли он вчера и есть ли в меню это блюдо. Если есть, покажите метрдотелю фотографию и спросите, не заходил ли к ним вчера этот человек. Если заходил, немедленно звоните мне в штаб-квартиру крипо. Ну как, согласны?
– Да, инспектор Коль, – ответил шарфюрер Грубер, не удосужившись посоветоваться с другими.
– Прекрасно. Фюрер будет гордиться вами. Сейчас я раздам распечатки. – Коль остановился, перехватив взгляд паренька в простой одежде, который держался чуть поодаль. – Еще один момент. Прошу отнестись к нему с деликатностью.
– С деликатностью? – нахмурился Грубер.
– Да. Это значит, не болтать о том, что я скажу сейчас. За помощью к вам я обратился по совету моего сына Гюнтера.
Несколько парней оглянулись на Гюнтера, которому Коль по телефону велел прийти к дому директора. Юноша сильно покраснел и потупился.
– Вряд ли вам известно, что в ближайшем будущем Гюнтер станет помогать мне в важных делах государственной безопасности, поэтому я не разрешаю ему вступать в вашу замечательную организацию. Он должен, так сказать, держаться за кулисами. Лишь так он сможет трудиться во славу родины. Прошу вас сохранить это в тайне. Договорились?
На Гюнтера Гельмут посмотрел без прежнего гонора, вероятно вспомнив игры в евреев и арийцев, в которые играть не следовало.
– Конечно, герр инспектор, – отозвался Грубер.
Коль заметил, что сын прячет улыбку, и скомандовал:
– Теперь всем построиться в ряд, я раздам распечатки. Шарфюрер Грубер и мой сын распределят вас по объектам.
– Так точно, майн герр. Хайль Гитлер!
– Хайль Гитлер! – Коль заставил себя вытянуть руку в салюте и вручил распечатки Гельмуту и Гюнтеру. – Так, еще один момент.
– Да, майн герр! – Гельмут вытянулся по стойке смирно.
– Строго соблюдать правила дорожного движения! Улицы переходить осторожно.
Глава 24
Пол постучался, и Кэт впустила его к себе в комнату.
Казалось, она стесняется своего жилища в пансионе. Ни одного комнатного растения, голые стены, колченогая мебель: Кэт либо домовладелец передвинули все, что получше, в сдаваемые комнаты. Личных вещей Пол тоже не увидел. Возможно, Кэт их заложила. Солнечный свет, отраженный окном дома напротив, падал на выцветший коврик в форме трапеции.
По-девичьи засмеявшись, Кэт обняла Пола и крепко поцеловала.
– Ты пахнешь по-другому. Мне нравится. – Кэт понюхала его лицо.
– Кремом для бритья?
– Да, пожалуй, им.
Пол использовал немецкий крем, который нашел в уборной, вместо своего «Берма шейв» из страха, что охранники на стадионе почувствуют незнакомый запах американского крема и заподозрят неладное.
– Очень приятно.
На кровати Пол увидел один-единственный чемодан, на голом столе – томик Гёте и чашку некрепкого кофе. На поверхности плавали белые комки, и Пол спросил, есть ли в Германии особые гитлеровские коровы, которые дают гитлеровское молоко.
Кэт снова засмеялась. Она, мол, слышала, что среди гитлеровцев немало ослов, а вот про эрзац-коров пока не говорилось.
– Даже настоящее молоко сворачивается, когда теряет свежесть.
– Мы уезжаем сегодня, – объявил Пол.
– Сегодня? – хмуро переспросила Кэт и кивнула. – Значит, «немедленно» ты сказал на полном серьезе.
– Я приду сюда за тобой в пять.
– А сейчас куда направляешься?
– Брать последнее интервью.
– Удачи, Пол! Потом с удовольствием прочту твою статью, даже если она… ну, о черном рынке, а не о спорте.
Кэт пронзила его многозначительным взглядом. Она женщина умная и наверняка подозревает, что Пол не только статьи пишет, а, как половина берлинцев, занят чем-то полулегальным. Следовательно, она уже приняла его «с изнанки» и не расстроится, если он впоследствии расскажет ей правду о своем задании. В конце концов, враг у них общий.