По ступеням «Божьего трона» - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Грум-Гржимайло cтр.№ 51

– Ваше благородие! – закричал он, увидев меня. – Казаки сейчас еще жеребца убили!

Надо было видеть его радостное лицо при этом возгласе, чтобы понять, как отражались всякие наши удачи и неудачи на людях. Полная отчужденность от родины связала нас почти родственными узами, и интересы личные становились общими.

По приезде брата в лагерь известие, что лошадь наконец мною убита, вызвало общий восторг. Всем хотелось посмотреть и поздравить с удачей; люди даже приоделись почище, чтобы праздничным видом ознаменовать этот день. Кто-то даже флаг сделал из лоскутка и воткнул около нашей юрты. В сопровождении трех казаков и препаратора брат нашим следом пешком добирался ко мне. И вот, не доходя двух километров, один из казаков увидел табун, стоявший в кустах; некоторые лошади лежали, другие стояли. Люди тотчас же спешились, и двое, последовав моему примеру – сняв сапоги и все лишнее, поползли к табуну. Залп из двух винтовок положил на месте красавца-жеребца: одна пуля попала в висок, другая перебила шейный позвонок. Тем не менее люди, перезарядив винтовки, дали второй залп уже по лежавшему животному.

Собрав охотничьи принадлежности, закурив наконец папиросу и выпив воды, я поехал посмотреть второй экземпляр добычи нашей охоты.

Убитый жеребец, судя по зубам, был около десяти лет. По строению тела он имел статьи, отличающие наших алтайских лошадей, карабахов и финских лошадок, т. е. при сравнительно небольшом росте – 1 м 8 см – лошадь отличалась шириной груди и крупа, широкой, массивной и короткой шеей, тонкими и изящными, как у скаковых лошадей, ногами и широким, круглым копытом. Голова казалась несколько тяжелою сравнительно с корпусом и имела широкий, красивый лоб; линия вдоль лба к ноздрям – прямая; верхняя полная губа несколько заходила (нависала) над нижней, уши для такой массивной головы слишком малы. Хвост, хотя и не был покрыт от самой сурепицы волосами, как у нашей лошади, тем не менее был длиннее, чем у хулана. Цвет его близ сурепицы был одинаков с шерстью, покрывавшей весь корпус животного, конец же был черный.

Лошадь не имела челки, но грива ее начиналась несколько впереди ушей и шла до холки; длинные волосы приходились на середину гривы. Вообще, по бедности волос на гриве, хвосте и щетках, дикая лошадь напоминала текинскую. Оригинальной особенностью этого животного являлись жесткие, доходившие до вершка бакенбарды, шедшие по ребру нижней челюсти, начинавшиеся немного ниже ушей и соединявшиеся под мордой, не доходя до подбородка. Масть лошадей каурая летом и светло-гнедая зимой – в обоих случаях с почти белыми подпалинами. Волосы на щеках и на лбу несколько темнее, чем на остальном теле; конец морды беловат. Спинной ремень очень слабо выражен и у лошадей в зимнем уборе совсем пропадает. Ноги до бабок, а равно и грива черные. Грива свешивается на левую сторону. Вообще шерсть короткая и гладкая, но у молодых она курчавая. На всех четырех ногах мозоли.

Показав линии разрезов кожи жеребца, я с братом поехал домой, оставив казаков и препаратора доканчивать снимание шкуры. По приезде в лагерь поздравления посыпались со всех сторон. Между тем приказано было готовить ужин, и мы устроили праздник, конечно убогий по внешности, но отличавшийся удивительным весельем. Да как было и не радоваться, когда ради дикой лошади мы и предприняли рискованную и не по нашему бюджету дорогую поездку в пески и солонцы Центральной Джунгарии! К тому же эта удача с внешней стороны много могла способствовать успеху экспедиции, так как всякое дело оценивается не по количеству труда и здоровья, затраченных на него, но прежде всего по его результатам.

Дня через три, при помощи облавы, убили еще жеребца, вероятно по старости отбившегося от табуна и бродившего отдельно. С этого-то 18-летнего экземпляра и была снята фотография вместе с охотниками, на которых набежал несчастливец. Кроме того, сопровождавшим нас охотником-турфанлыком была убита кобыла, шкура которой и дополнила нашу коллекцию.

Между тем, несмотря на удачу нашей охоты, мы должны были как можно скорее покинуть урочище Гашун, так как горько-соленая вода губительно действовала на лошадей. Мы выступили 6 сентября, взяв с собой фураж для корма лошадей. Лошади с трудом перешли пески; одну из них пришлось даже бросить, а некоторых уже без вьюков мы еле-еле дотащили до селения Бэй-дао-цао.

При дальнейшем следовании в глубь Центральной Азии нам приходилось постоянно встречать хуланов и джигетаев. Сравнивая дикую лошадь с двумя последними, мы видим следующее существенное различие в повадках тех и других.

Дикая лошадь – житель равнинной пустыни и выходит на пастьбу и водопой ночью; с наступлением же дня возвращается в пустыню, где и остается отдыхать до полного захода солнца. Весною, когда в табуне есть жеребята, она отдыхает всегда на одном и том же месте. Это свидетельствуется тем, что мною была найдена площадка около 18 кв. м, сплошь покрытая толстым слоем жеребячьего навоза. Почти полное отсутствие крупного помета заставляет предполагать, что место отдыха табуна изменяется, когда жеребята подрастают, и остается постоянным во время их малолетства.

Дикие же ослы – жители подгорных стран по преимуществу. С восходом солнца стадо их выходит из гор на пастбище и водопой, к заходу же солнца возвращается обратно в горы, где и ночует. Они предпочитают горы, покрытые степною растительностью, вообще так называемые «сырты»; но водятся также и на пустынных плоскогорьях. Мы встречали хуланов и джигетаев массами, но мест их постоянных кочевок найти не могли.

Дикие лошади ходят большею частью гуськом, особенно когда уходят от опасности; хуланы же и джигетаи, будучи испуганы, всегда толпятся и убегают в беспорядке. Вследствие привычки лошадей ходить гуськом по всей местности Гашуна идут глубоко проторенные тропинки; между тем там, где водятся хуланы и джигетаи, мы этого не встречали, за исключением долины верховий ганьчжоуской реки (Хый-хэ) в Нань-Шане. Одним из самых отличительных признаков присутствия в данном месте диких лошадей служат громадные кучи помета близ троп; на эту особенность указал нам мулла, который тотчас же, по прибытии нашем в Гашун, по этому признаку определил, что лошади были на водопое накануне.

В случае опасности жеребец дикой лошади убегает вперед в тех только случаях, когда в табуне нет жеребят; да и тогда часто отбегает в сторону и всеми движениями своими выражает крайнее беспокойство; хулан же более эгоист и мало заботится об опасности, угрожающей его гарему и подрастающему поколению.

Хулан и джигетай не ржут, а кричат, да и то весьма редко. Дикая лошадь, наоборот, ржет звонко, и ржанье это совершенно схоже с ржаньем домашней лошади; точно так же, когда дикая лошадь сильно испугана, то ее храп и фырканье напоминают наших лошадей.

Неоднократно приходилось слышать, что, кроме каурых, бывают еще голубые и пегие лошади. Голубых мы совсем не видали. Пегих лошадей, нам казалось, мы видели, когда рассматривали табун с двух– или трехкилометровой дистанции; с приближением же к лошадям эта пегая окраска пропадала. Это можно объяснить, как мне кажется, световыми эффектами. Немного взъерошенная от валянья шерсть или потемневший от омертвения при линянии волос не отражают света так же сильно, как гладкая шерсть и живой волос. Поэтому такие места кажутся темными пятнами. От свойства освещения зависит, вероятно, и кажущаяся голубая окраска лошадей. Например, нам, при лунном освещении, лошади казались совершенно белыми.